ляха отменная, но… свою роль играет многолетнее пьянство шляхтича, и Потёмкин со скучающим выражением лица отмахивается ещё раз – один из лучших клинков гвардии всё-таки, после чего следует неуловимое движение кистью и голова усача катится под копыта коней.
Тимоня со «своим» противником решил поиграть…
– Пан Мелкий Хрен! – глумливо заорал он. – Я недавно от твоей жены, утешал заранее!
Грубо? Да, но с поляками такие вот перебранки почему-то были едва ли не нормой – два родственных народа накопили слишком много обид и взаимных претензий.
– Лайдак! – хрипло отвечал поляк, свирепея на глазах. – Тимоня мог даже обычные слова сказать таким глумливым тоном, что получалось настоящее оскорбление. – Пёсий сын, хлоп! В хлеву родился…
– Дзанг! – умело отбил лях выпад денщика попаданца и сам попытался достать Тимоню, но тот откачнулся корпусом, пропуская саблю шляхтича. Затем кони слегка разошлись и продолжился диалог…
– В хлеву родился, на подстилке соломенной…
– Иисус наш тоже в яслях родился, – со смешком парировал русич, – как и я.
– Хлоп!
– Был хлоп, а ныне – дворянин русский, да с поместьем! Саблей своё у судьбы отбил, а не от мамки шлюховатой получил «За особые услуги» магнату.
– Пёс! – Вряд ли Тимоня попал «в точку», но всё-таки задел противника, и тот подал коня вперёд, переводя длинный, почти «шахматный» поединок в смертельный короткий «клинч».
– Дзанг-дзанг-дзанг! Пёс… Курва… – и шляхтич сполз с седла.
Игорю достался предводитель отряда – мужчина лет тридцати с жёстким лицом профессионального воина.
– Я из семьи Потоцких, – высокомерно представился он.
– Грифич, – равнодушно-вежливо ответил попаданец. Лицо поляка моментально покрылось испариной – слава лучшего бойца Европы заставляла опасаться… Но Потоцкий быстро собрался и начал азартно наседать на Вольгаста – что-что, а трусами представители польской шляхты бывали редко.
– Хха! – Лях сделал выпад, вытянувшись всем корпусом и…
– Аа! – с ужасом закричал, глядя на отрубленную руку.
– Вжих! – И переносицу Потоцкого прочертила кровавая полоса. Готов.
Матеушу из мазурской шляхты, прибившемуся к Померанскому года три как, особенно повезло – «Волк» встретил старого недруга семьи и рубился с особенным ожесточением.
– Иуда! – выплюнул немолодой поджарый поляк с длинными роскошными усами в лицо молоденькому Матеушу.
– Тебе ли о том говорить, пан Збышек.
– Нна! Дзанг-дзанг-дзанг! – И снова лошади идут по кругу, а противники ожидают удачного момента для атаки и ведут беседу…
– Твоя семья у моей поместье отняла, а Иуда – я? Бога побойся, пан Збышек.
– То наши дела, шляхетские, а вот почему ты против Ржечи Посполитой пошёл, предатель?!
– Ой ли? А не ты ли вместе со шведами страну грабил? А я, пан Збышек, в сём похабсте не участвовал… А я ведь не поляк, а мазур.
– Пёс! – И лях выхватывает пистолет.
– Нна! Иго-го!
– Бах!
Матеуш, пришпорив своего коня и оказавшись на расстоянии сабельного удара, «сбивает» прицел.
– Нна! – И Збышек падает, разрубленный до середины груди. Сам мазур держится на плечо.
– Зараза! Зацепил всё-таки!
– Серьёзно? – встревоженно спросил Рюген.
– Нет, княже – по краю, просто мясо пуля выдрала, болеть теперь недели две будет.
Поединок Потёмкина прошёл быстро и буднично – рослый гвардеец, вооружённый к тому же кирасирским палашом, незамысловато отбил тяжёлую, но достаточно короткую саблю и сделал выпад, пронзая тому горло. Григорий по сути даже ничем не рисковал в поединке – разница в длине клинков и рук было уж очень велика.
Примерно так же обстояли дела у остальных членов отряда. Исключением был разве что Павел, рубившийся с самозабвенным
