Какое-то время так и простояли в тишине, нарушаемой разве что шебуршанием в клетках. Решение проблемы витало в воздухе: спросим у Оракула. Другие варианты отсутствовали, а визит в восточную башню я назначила на следующую ночь, потому что… трусила. Да, и мне ни капельки не стыдно! Боюсь я его. С детства боюсь.
Проблемы возникли, когда я решила, что обо всем важном мы уже поговорили и мне пора.
Но только вознамерилась уйти, как обнаружила, что стою, прижавшись спиной к стене, жених замер в опасной близости напротив и уперся ладонями в каменную кладку по обе стороны от меня, заключив в своеобразную живую клетку. И стоило мне шевельнуться, как в этой клетке стало будто бы меньше места, чувство опасности усилилось, мурашками пробравшись под кожу, а на губах моего надзирателя обозначилась кривая усмешка.
Я, он, пустынные подземелья… Расклад мне почему-то не понравился.
— Пойдем наверх? — Предложение прозвучало как-то неловко и жалобно.
В зеленых глазах, обрамленных светлыми ресницами, знакомо сверкнула насмешка.
— Уже сбегаешь?
— Нет! — И, выровняв дыхание, спокойнее продолжила: — П-просто мы уже поговорили обо всем…
— И у нас есть немного времени, чтобы побыть наедине, — перебил жених.
Он придвинулся ближе. Воздуха стало не хватать.
Что этот паук задумал?!
— Ну, признайся, я же нравлюсь тебе, — проворковал он, поглаживая дыханием мое лицо.
— Правда? — пролепетала, изо всех сил вжимаясь спиной в холодную стену и стараясь дышать как можно спокойнее — грудь под платьем и так вздымалась слишком заметно, а жених так и норовил опустить взгляд. Потом с некоторым усилием возвращал его на лицо… и опускал снова. И уже не один раз.
— Ты выбрала меня, — самоуверенно напомнили мне.
— Потому что ты стоял ближе всех!
Уверенность немного поблекла, но Мейхем старался не показывать вида.
— Пригласила для разговора в уединенную библиотеку, потом в безлюдные подземелья… — ухватился за следующий аргумент он и слегка коснулся моей скулы кончиком указательного пальца. Потом ласково провел им по ключице.
Не реагировать не получалось. Даже боль в искусанной до крови губе не смогла стать достаточным отвлекающим фактором.
— Вот именно, для разговора! — Я дернулась, сбрасывая его руку. А освободившись от нее, вспомнила, что лучшая защита — это нападение. — И вообще, это ты начал скрипеть зубами, стоило Ашмею дотронуться до меня!
Глаза Мейхема сузились и потемнели.
— Не люблю, когда трогают мое. — Ответ оказался… мягко говоря, не совсем таким, как я ожидала.
Оттого опять растерялась и пролепетала:
— Твое?!
— Если бы не вся эта унизительная ситуация… — пробормотал Мейхем больше себе, чем мне. Потом подцепил мой подбородок, погладил его большим пальцем и, глядя прямо в глаза, продолжил: — Рискую показаться чокнутым извращенцем, но все же признаюсь: жду не дождусь брачной ночи…
И, пока я не опомнилась, властно прижался губами к губам.
Поцелуй получился… пугающим. Мужчина слишком напирал, подавлял, лишал дыхания, будто стремился показать, что самый сильный здесь — он. Подчинить. Паучихе это не нравилось, и она не просто завозилась в отдаленном уголке души, она впервые выбралась ближе к поверхности, чтобы посмотреть на нахала поближе и, если надо, разобраться с ним прямо сейчас.
Дрожь, пронзившая меня, была отнюдь не от удовольствия.
Но Мейхем об опасности не подозревал, а потому уверенно запустил пальцы мне в волосы, лишая возможности отвернуться, с силой раздвинул губы и принялся их слегка покусывать, ласкать языком, изредка оставляя теплые поцелуи в уголках рта. Только они удерживали реальность, не давали сознанию окончательно уплыть в лапы разбуженного чудовища…
Паучиха злилась, и на смену легкой дымке в голове пришла режущая боль в области солнечного сплетения.
Я сильно выгнулась в его руках и замычала. По щекам потекли слезы. Шея была противно мокрой от них, но мне было слишком больно, чтобы утереть солоноватую влагу.
— Шагренья?.. — Жених отпрянул.
Извечная Паутина, как больно…
