– Уверен?
– Проверь.
Они застыли, впившись друг в друга взглядом, но это длилось всего секунду. Потом отец ухмыльнулся и сказал:
– Проверю, а как же. Ну-ка…
Он шагнул к шкафчику и достал бутылку красного рома. Плеснул в два стакана.
– Света без пепла.
Жидкость обожгла горло. Ясень едва не закашлялся, но сдержался. Родитель одобрительно хмыкнул.
– Вижу-вижу, наш человек, – он быстро разлил еще по одной. – Веришь ли, Ясь, завидую тебе белой завистью…
Ясень верил. Он и сам порой удивлялся, как отец с его буйным нравом столько лет продержался в этой дыре. Будь его воля, глава семьи до сих пор носился бы с клинком наголо от моря до моря, сшибаясь с дикарями на побережье и с бунтовщиками в предгорьях. Да и семьи никакой бы не было, скорее всего. Но судьба распорядилась иначе.
Бравый вахмистр королевских драгун был ранен в битве у Багровых Утесов. Это произошло на глазах у юного короля. Его величество, который и сам предпочитал помахать мечом, вместо того чтобы читать отчеты о налогах и урожаях, лично повесил вахмистру медаль на шею и пожаловал потомственное дворянство. Перед драгуном открывались блестящие перспективы, но ранение оказалось слишком серьезным. Несколько месяцев он едва мог подняться. Потом кое-как оправился, но при ходьбе заметно хромал и, что самое страшное, не мог больше долго удерживаться в седле.
В конце концов он вернулся в родной городок посреди степи, где в него сразу вцепился пожилой бургомистр, которому позарез был нужен новый начальник стражи.
Много раз отставной драгун потом проклинал тот день, когда согласился на уговоры. Впрочем, были и положительные моменты. Местные барышни млели и таяли при виде пурпурно-алой медали на широкой груди героя. Вот и дочка купца – самого богатого в городе! – тоже не устояла…
– Я тебе так скажу, – отец оглянулся на дверь и понизил голос, словно боялся, что их подслушают, – к Волкам иди, к Ястребам, к кому хочешь. Только в это болото не возвращайся. Понял, дурень?
Одним глотком он выдул ром из стакана. В эту минуту дверь отворилась, и матушка шагнула через порог. Взглянула на мужа и сказала:
– Ага.
В этом слове было столько оттенков, что отец покраснел и поспешно сунул бутылку в шкафчик. Пчелка, вошедшая вслед за матушкой, хихикнула, но тут же опомнилась и сделала невинное личико. Старая Веста водрузила в центр стола огромное блюдо. Пирог, исходящий паром, едва не лопался от начинки. Принцип у матушки был простой – чем больше мяса, тем лучше. В противном случае отец не преминет съязвить на тему того, что его кормят тестом и травкой, как последнего смерда, и что у него в полку даже лошади питались разнообразнее.
– Мелкого позвать? – спросила Пчелка.
– Не надо, – сказала матушка. – Спит твой братик, я к нему заходила только что. Потом пирога ему отнесешь.
– Как он, кстати? – спросил Ясень. – Выздоравливать собирается?
– Ночью пропотел, лучше стало. Только слабый совсем.
– Правильно, пусть спит. Быстрей поправится, – глубокомысленно заметил отец. Он был рад, что разговор ушел от бутылки в шкафчике.
Матушка понимающе усмехнулась:
– Садись уже, лекарь.
Ясень ощутил, что его самого неодолимо тянет ко сну. Разумных объяснений этому не было. Ведь не с двух же стаканчиков развезло? Но веки наливались свинцом, и глаза слипались. Вокруг сгустился лиловый сумрак, фигуры домочадцев сделались плоскими, а голоса звучали глухо и неразборчиво, словно из-за двери.
Ясень с трудом улавливал, как Пчелка в лицах пересказывает сцену на поле, смешно копируя интонации ведуна. И как отец посмеивается в усы, а матушка качает головой осуждающе, но даже на ее губах иногда мелькает улыбка. Потом старая Веста говорит, что фиалковый цвет в этом году удался на славу, она уж такого и не припомнит. И вообще, по такой погоде ходить на поле – чистое удовольствие. А вот, когда она, Веста, впервые собирала фиолетовые огни (шутка ли, два больших цикла с тех пор сменилось), стоял собачий холод, потому что дело было зимой, и цветы проросли на проталине посреди ледяной равнины, и мороз обжигал лицо, выцарапывал последние остатки тепла, и уже не слушались пальцы…
– Ясень!
