Ясень видел – лиловая пыль, клубящаяся вокруг, затрудняет нападавшим движения. Дубинки замедляются, будто бы залипают – совсем чуть-чуть, но этого хватает, чтобы вовремя уклониться.
Без клинков, значит? Живым хотят взять?
Ну-ну.
Ясень увернулся еще раз, взмахнул мечом и, не дав противнику отскочить, развалил ему череп надвое, словно тыкву.
Выйдя во двор, Ясень огляделся в некоторой растерянности. Он почему-то считал, что темница находится непосредственно под зданием храма, но это оказалось не так. Тюрьма стояла отдельно. Впрочем, по виду это была и не тюрьма вовсе, а нечто вроде небольшого амбара. Но предназначался он исключительно для того, чтобы замаскировать вход в подвал. Вокруг располагались хозяйственные постройки.
Прежде чем вылезти из подвала, Ясень снял-таки одежду и обувь с одного из мертвых бойцов. Клинок, естественно, тоже взял. Осталось только рожу отмыть от копоти.
Во дворе возились люди, но никто из них не проявил интереса к Ясеню. Они не знали, что скрывает «амбар». Обслугу внутрь не пускали – за исключением детины с лукошком, который ничего рассказать не мог. Очень предусмотрительно.
Плескаясь у колодца, Ясень прикидывал, как действовать дальше. Местность была смутно знакомая – окрестности Белого Стана. Кажется, храм тут где-то неподалеку, примерно в получасе езды. Охранники могли послать кого-то с вестью, что пленник освободился. Пока гонец туда доберется, пока обратно – время в запасе есть. Хотя четверть часа примерно уже прошла…
Ясень не собирался снова лезть в драку. После вспышки ярости, которую он испытал в подвале, волной накатила слабость. Шестнадцать суток на голодном пайке не прошли бесследно. Он понимал – сейчас ему не удастся опять загореться лиловым пламенем. Он выжат досуха. Если вдруг нападут бойцы, отбиться не сможет, а на цепь он больше не хочет.
Надо линять отсюда и только потом, отлежавшись, искать ответы на все вопросы. Почему его назвали тварью из тени? Чего от него хотел жрец, любитель разговоров с намеками? И вообще, как ему, Ясеню, дальше жить?
Но в данную секунду главный вопрос – где его жеребец? Предстоятель обмолвился, что Черного не убили. Если так, тем хуже для них. За перерожденным конем никто не угонится.
Заметив среди построек конюшню, Ясень быстро пошел в ту сторону и буквально нос к носу столкнулся с верзилой, что приносил еду. Здоровяк, уставившись на него, издал озадаченное мычание. Морду перекосило от мощной работы мысли.
– Опять с отрубями? – спросил Ясень, заглядывая в корзинку. – Хоть бы разок колбасы притащил, кабан. Ладно, давай что есть. И не ходи туда больше, понял? Некого там кормить. Наелись уже от пуза…
Черный лежал в углу. Почуяв хозяина, поднял голову, но вместо ржания издал только слабый хрип. Глаза его почти не светились – казалось, в полумраке едва тлеет остывающий уголек. Бока тяжело вздымались, ребра проступали сквозь шкуру.
Ясень молча сел рядом.
Он уже понимал, что случилось. Коня одурманили («мертвой росой» – самый надежный способ), чтобы тот не бросился на защиту хозяина. Но через какое-то время Черный пришел в себя и, надо думать, рассвирепел. Рассвирепевший перерожденный – жуткое зрелище, на привязи не удержишь. Жеребец наверняка чувствовал, что Ясень где-то недалеко, и рвался на выручку, сходя с ума от бессилия. Пришлось опять усыпить, потом еще и еще. Две недели «мертвой росы» – такое вынести невозможно. Удивительно, как он жив до сих пор…
Ничего нельзя было сделать.
Конь глядел на него.
– Прости, – сказал Ясень, доставая клинок.
Пегую кобылу, взятую со двора, он загнал еще до захода солнца. Слез и тут же забыл о ней. Прошел пешком еще с четверть лиги, но голова кружилась, и подгибались ноги. Он добрел до края редкого леса, сполз в неглубокий овраг, засыпанный пожухлой листвой, и тень, шепча колыбельную, накрыла его своим одеялом.
10
Обоз тащился по разбитому тракту. Тяжело скрипели телеги, устало фыркали лошади. Даже возницы бранились вяло и без
