местом Раца естественно был Музей пыток, этот памятник человеческой неполноценности. Какие еще животные с таким простосердечием могут похвастаться ненавистью и изощренным садизмом по отношению к представителям своего же вида? И они еще что-то говорят о крысах, эти жалкие людишки?
То, что в Петропавловских казематах в свое время томилось огромное количество людей, в том числе известных, очень нравилось Максимаусу. Он искренне надеялся в скором времени снова заполнить тюрьму Трубецкого бастиона и Алексеевский равелин новыми пленниками, в первую очередь учёными-биологами, ставящими жестокие опыты над крысами и другими беззащитными тварями. Став крысиным королём, Максимаус сразу наметил себе новую резиденцию в Петропавловке и долго выбирал, где ему жить со свитой: в подвалах величественного собора, в великокняжеской усыпальнице или в домике дирекции музея. Наконец он остановился на просторных подвалах монетного двора.
Там без труда размещалась скрытая от посторонних глаз его верная серая гвардия. Днем по Петропавловке бродили туристы, там смеялись дети, стреляли пушки и звонили колокола, а ночью крепость всецело принадлежала мегаломаньяку Максимаусу Первому Двухголовому и его народцу».
Улица на Петроградке, где во дворе-колодце расположен дом, на котором стоит трехэтажная башня семьи Щекотихиных- Потоцких, она же башня витчхантерского ордена Уробороса. Улице Бармалеева мы все должны быть благодарны за появление на свет разбойника Бармалея. Именно в таком порядке. Вот как об этом рассказывает А. Нилин со слов К. И. Чуковского:
«Много лет назад Корней Иванович гулял по Петроградской стороне с известным художником Мстиславом Добужинским. Они вышли на Бармалееву улицу.
– Кто был этот Бармалей, в честь которого целую улицу назвали? – удивился Добужинский.
– Я, – говорит Корней Иванович, – стал соображать. У какой-нибудь из императриц XVIII века мог быть лекарь или парфюмер, англичанин либо шотландец. Он мог носить фамилию Бромлей: там Бромлеи – не редкость. На этой маленькой улице у него мог стоять дом. Улицу могли назвать Бромлеевой, а потом, когда фамилия забылась, переделать и в Бармалееву: так лучше по-русски звучит…
Но художник не согласился с такой догадкой. Она показалась ему скучной.
– Неправда! – сказал он. – Я знаю, кто был Бармалей. Он был страшный разбойник. Вот как он выглядел.
И на листке своего этюдника М. Добужинский набросал свирепого злодея, бородатого и усатого.
Так на Бармалеевой улице родился на свет злобный Бармалей».
А теперь там живёт Вики Адамсон.
А эти замечательные мистические места расположились на Васильевском острове, или, как его ласково называют петербуржцы, на Ваське. Аптека пока не принимала активного участия в историях про Вики, другое дело – башня. Ведь именно там живут золотые грифоны – верные друзья ордена Уробороса. А во второй книге башне Пеля суждено стать надёжным убежищем друзей Вики. Чтобы подробнее рассказать об алхимике Пеле, позволю себе цитату из своей книги «З.Л.О.»:
«Ян работал провизором в знаменитой аптеке Пеля на Седьмой линии Васильевского острова. Алхимик взахлеб рассказывал рассеянно слушающему другу о замечательной династии немецких аптекарей, о Вильгельме Эрденфриде Пеле, основавшем эту аптеку в середине девятнадцатого века, его сыне Александре Пеле, превратившем их дело в настоящую империю – с исследовательскими лабораториями, научной библиотекой, складами, конторами по сбыту, фармацевтической фабрикой и редакцией журнала «Медицинская химия и фармация». Мало того что Пель снабжал лекарствами почти весь столичный Петербург, он еще изобрел «стеклянный сосуд для асептического хранения жидких лекарственных растворов», – сосуд этот стал настоящим прорывом в фармакологии и дошел до наших дней под названием «ампула». А еще Александр Пель дружил с Менделеевым и Чеховым и разработал эссенцию спермина Пеля, реклама которой гарантировала «избавление от старческой дряхлости, полового бессилия, последствий пьянства, худосочия и истощения». Спермин наделал много шума не только в Петербурге, но и в других европейских столицах, омолодив немало богатеньких счастливцев и намного опередив разработки сегодняшних эндокринологов. Александр Пель стал «поставщиком двора его Императорского Величества» и воспитал двоих сыновей – Альфреда и Рихарда, которые продолжили семейное дело вплоть до 1917 года, когда аптеку национализировали. А в 1928 году закрылась и фабрика.
Но не научные и деловые достижения Пеля и не его призы на международных выставках волновали воображение Яна. Больше всего ему кружила голову легенда о башне Грифонов, стоявшей во внутреннем дворике аптеки Пеля. Это одиннадцатиметровое в высоту и двухметровое в диаметре сооружение из красного кирпича с ветхой жестяной крышей, по существу, было трубой химической лаборатории, которую Александр Васильевич Пель построил, а новые власти в двадцатые годы снесли за ненадобностью.
