– Почему меня должно интересовать ваше мнение? – буркнул племянник генерала Дарю.
– Потому что я почитаю вас человеком, достойным куда более высокого жребия, нежели грабить и помогать грабителям. Вспомните, когда вы были в гостях у Вольтера. Помните, вы тогда были совсем мальчишкой? Разве этому малопочтенному ремеслу клялись вы посвятить свою жизнь?
– Откуда вы все это знаете? – обескураженно прошептал будущий отец психологического романа.
– Откуда? – Я подошел поближе и поднял руку, демонстрируя кольцо на своем пальце. – Скажите, вам известен этот перстень?
Анри отшатнулся.
– Да, он принадлежал Франсуа Сорелю. Стало быть, малыш Франсуа мертв. Очень жаль, он был милый юноша, великолепный музыкант.
«Проклятье, – подумал я. – Вот же незадача! Второй раз трюк со всезнающим наследником Калиостро не прокатил, не просто сорвался, а с отягчающими обстоятельствами».
– Что ж, я рад, что не ошибся. – Я выдавил нелепую ухмылку, и это было лучшее, до чего в этот миг я смог додуматься. Рассказывать будущему Стендалю о девице Ленорман было бы довольно странно, его мамаша не посещала эту предсказательницу, однако в запасе всегда имелась коронная фраза, рожденная, должно быть, в мозгу какого-то следователя НКВД: «Вопросы тут задаю я!» – Да, мне известно многое, очень многое, значительно большее, чем вы можете себе представить. Я сегодня предлагаю вам не просто жизнь, а сотрудничество, достойное вас положение в парижском обществе, или, быть может, лучше в миланском? Вы ведь так любите Италию.
– Проклятье, вы, быть может, и Мефистофель, но я не собираюсь продавать вам душу.
– Оставьте ее себе, – отмахнулся я. – Она вам еще пригодится.
– Я не буду работать, сражаться, писать против моей родной Франции, – гордо выпрямился Анри Бейль.
– Я разве что-то говорил об этом? Вы мне нужны, чтобы сражаться за Францию. Да-да, я хотел бы, чтобы вы помогали мне не против Франции, а за нее.
– Вы что же, так шутите?
– Вовсе нет, битый час пытаюсь достучаться до вашего разума. Попробую еще раз. Вы ведь сами видите, просто не можете не видеть, что отступление из России все больше превращается в бегство? И хотя чем дальше, тем больше оно будет становиться адом, война на этом еще не закончится.
Не знаю, как вы планировали обратно получить сокровища, хранимые здесь. Быть может, покойные мерзавцы представлялись вам этакими романтическими негодяями и вы искренне надеялись на их порядочность. Нелепо, но почему бы не вообразить себе такое? Быть может, планировали в конце концов стереть этот форт с лица земли и «обнаружить» этакий богатый трофей. И такое может быть. В любом случае вы надеялись, что военная фортуна переменится и вам удастся спокойно перевезти сокровища из тайника в Париж или же в какой-нибудь палаццо в вашей ненаглядной Италии. Мне это не слишком интересно.
Но если вы меня сейчас не услышите, для вас не будет Италии, не будет вожделенного баронского титула, о котором вы втайне мечтаете. И не потому, что я вас вздерну, потому, что Франция станет европейской нищенкой, все ее завоевания пойдут прахом, все богатства расточатся в пороховой дым. Будет поденщина, крохи с чужих столов и ночные кошмары о том, как вы обделались в России.
Из уважения к вашему таланту буду откровенен: вывезти похищенную вами коллекцию невозможно. Да что коллекция, вы и сами-то едва спасетесь. И то если я вам помогу.
– Месье всезнайка, ваши пророчества бесят! Если вы желаете меня убить – сделайте милость, не тяните. Если хотите оставить в живых, – его голос чуть заметно дрогнул, но он продолжал держаться прямо, – прошу, изъясняйтесь четко и понятно, чего вы от меня хотите?
Я вздохнул и покачал головой.
– Хочу вам помочь, Анри. Очень хочу. Сделать это довольно сложно. Но я постараюсь. Вы, в свою очередь, поможете мне.
– В чем же?
– В чем… – Я посмотрел на собеседника, пытаясь по его лицу понять, готов ли он мне поверить, захочет ли услышать и понять. – Скажите, вы знаете, что на днях в Париже произошел переворот?
– Что?! – ошеломленно поглядел на меня племянник генерала Дарю.
– Да, переворот, мятежники захватили столицу. Командовали ими генералы Мале, Лагори и Гидаль. Можете не волноваться. Он уже подавлен и четырнадцать главарей расстреляно. Хотя восставшим удалось застрелить военного коменданта Парижа и отправить
