Сенкевич
– Я должен подумать, – сказал Платонов.
– Дело на три трубки? – уточнил Сенкевич.
Капитан хмуро взглянул на него:
– Я не курю.
– Холмс курит, – вздохнул Сенкевич. – Я надеялся…
– Не надейся! Придется рассчитывать только на меня.
Сенкевич счел за благо промолчать. Пока личность сыщика проявилась только во время спиритического сеанса да еще пару раз, когда Платонов, измученный ломкой, позволял себе дозу. Сенкевич считал, что капитан должен бороться с пагубной привычкой, и черт с ним, с Холмсом. Не то чтобы он так трепетно заботился о здоровье заклятого друга, но и возиться с наркоманом не улыбалось. Но Уотсон в нем протестовал, требуя возвращения великого сыщика. В Сенкевиче попеременно одерживало верх то желание видеть Холмса, который во всем разберется, то разумное неприятие наркомании. Но сейчас было не до этого. Призрачная девушка, усевшись в кебе между Даном и Настей, укоризненно грозила окровавленным пальчиком. Пришла пора выдавать главный козырь.
– Мне тоже надо подумать, – заявил Сенкевич. – Поедемте домой.
Вернувшись на Бейкер-стрит, Настя тут же ринулась на кухню, готовить обед.
– Когда уже вернется Бэрримор? – посетовал Сенкевич. – Эти фиши с чипсами уже в печенках сидят. И даже это она готовить толком не умеет.
– Я все слышу! – донесся из кухни голос Насти.
Вскоре она пригласила мужчин в столовую. Кровавую девушку Сенкевич оставил в своей спальне, чтобы аппетит не портила. Без удовольствия угостившись невкусной стряпней, Сенкевич молча выложил на стол крошечный, не больше четырех миллиметров в диаметре, блестящий металлический кружок.
– Что это? – заинтересовалась Настя. Взяла вещицу, положила на ладонь. – Похоже на пуговицу от перчатки.
– Она и есть, – кивнул Сенкевич.
– Здесь монограмма… – Девушка сощурилась. – Буквы «A» и «V».
– Это не монограмма, к сожалению, – заметил Сенкевич. – Монограмма семьи была бы узнаваема. А здесь только инициалы.
– Где ты это взял вообще?
Настя задала вопрос, потом, пораженная внезапной догадкой, замолчала, глаза у нее округлились, рот брезгливо скривился. Она поспешно положила пуговицу на стол.
– Именно, – кивнул Сенкевич. – В кишках жертвы с причала.
– Ты в своем уме?! – подскочил Платонов. – Это же сокрытие улик от полиции!
– Не спеши, успеем передать в полицию. Тут дело такое… Инициалы тебе ни о чем не говорят?
Дан пожал плечами:
– Ты же знаешь, с памятью у меня не особо.
– Неужели?.. – Настя прикрыла рот ладошкой.
– Возможно, почему бы нет? О принце Альберте Викторе всякие слухи ходят, – кивнул Сенкевич. – Пуговица золотая, такие перчатки носит только богатый человек. А тут еще инициалы совпадают.
– Тем более это дело полиции, – кипятился Платонов. – Мы к принцу все равно подобраться не сможем.
– В полиции дело замнут. Но это и черт бы с ним. По идее скоро Потрошитель уймется. Сколько там убийств он совершил? Пять?
– Тех, что с уверенностью приписываются ему, – пять, – кивнула Настя.
– Ну вот. Считай, уже четыре есть. Ну грохнет он еще одну ш-ш-ш… шаловливую даму, подумаешь… А вы не боитесь, что, если мы передадим эту х-х-х… хорошенькую пуговку в полицию, нас уберут как ненужных свидетелей?
– Это тебе не Чикаго тридцатых, а Лондон девятнадцатого века! – фыркнул Дан.
– Да кто ж его знает? У них вон убивают как легко… Но в любом случае, Холмс, сегодня у нас важная встреча. Я пригласил на ужин старого знакомого по академии, доктора Монтегю Джона Друитта. Того самого, – со значением прибавил он.
Платонов досадливо поморщился, и Сенкевич пояснил:
