на самую последнюю демонстрацию явились только друзья, родственники и дети графа Карнавального, а также десяток дряхлых, но решительно настроенных старушек с плакатами «Долой царя!». Остальные революционеры, заледенев от собственной самоотверженности, свернулись калачиком на уютных диванчиках и отчаянно ставили похвальбы новости о митинге в Мордокниге, ругая тех трусов и быдло, что не вышли поддержать народную революцию. Даже личный помощник Карнавального и тот написал ему – мол, вот не побоялся поставить на своей аватарке красную ленточку, выражая надежду на скорое низвержение самодержавия. «Ну, охренеть теперь просто», – подумал Арсений, вслух похвалив помощника за подвиг в борьбе с царизмом.
Борьба с режимом на сегодня была закончена, и узник задумался насчёт ужина.
Взяв со стола колокольчик, он позвонил. В дверь тут же просунулась ненавистная ему как свободомыслящему человеку изрядных размеров харя начальника охраны – унтера Добронравова, толстого, лысого и потного представителя Отдельного корпуса жандармов.
– Чего изволите-с, ваше сиятельство?
– Сатрап, – полным презрения голосом сказал граф Карнавальный. – Я ужинать желаю. Давай, что ли, пошли своих держиморд в трактир. Значит, так – суп черепаший, осетринку, фаршированную раковыми шейками, крем-брюле и бутылку ледяного шампанского.
– Может, салатик какой, ваше сиятельство? – осведомился унтер, поспешно записывая.
– Нет, – нахмурился Арсений. – Не до салатиков мне, когда угнетённый экономической политикой царизма и санкциями Запада народ в империи голодает. Хлеба тоже не неси. Если под гнётом монархии люди досыта не едят, то и я не буду.
Добронравов щёлкнул каблуками и скрылся за дверью.
Однако уже через минуту его раскормленная морда (её реально трудно было назвать лицом даже при очень хорошем отношении к жандарму) вновь появилась из-за двери. Толстяк Добронравов выглядел виноватым и очень грустным.
– Ваше сиятельство… – промямлил он. – Того… супа черепашьего у них сегодня нетути… санкции же… черепах из Парижу не завезли… Они бают, может, вы тогда борща скушаете с баранинкой, горячего, или вот ещё бульончик из цесарочек тоже имеется…
Лицо графа в считаные секунды налилось кровью.
– Да ты что ж это, пёс?! – взревел Арсений голосом, полным ненависти. – Стало быть, инструкции из Кремля получил, как меня вернее уморить в два счёта? Сначала, значит, борщ вместо черепашьего супа, потом сёмга в обмен на осетрину, крем-брюле замените тортом «Захер», а супротив шампанеи подадите мне портвейну? Спите и видите мою смертушку, скоты! Вашим надеждам не суждено сбыться, я поведаю обо всех пытках Си-эн-эн, и Запад ответит новыми санкциями. Тащи сюда бульончик, подлый сатрап!
– Агась, – радостно кивнул унтер Добронравов, давно привыкший к гневным эскападам графа. – Не извольте беспокоиться, горяченьким доставим. Одна нога здесь, другая там.
Он исчез, а Арсений сел на олений диван, протянул руку к телефону «Верту» и, что называется, «завис». «Надо разобраться, почему они не заставляют меня носить арестантскую форму, – подумал он. – Нет, я, конечно, костюм от Кавалли сменил на карденовский, так простонародней. Но роба с полосками пошла бы мне, несомненно… Только вот у кого заказать? Генри Гасанов для ареста специально пошился у Фенди, а там такая очередь… вся оппозиция жаждет отметиться. Следует вызвать стилиста, разобраться с материалом… Страдаешь годами за демократию, как собака шелудивая, а всем плевать».
Размышления страдальца прервал телефонный звонок.
– Сеня, – дохнул в трубку Топоровский. – Тут, благослови тя святые, чегось сорока на хвосте принесла… Один человечек из жандармов мне должен и переслал с оказией пару картиночек. Ты, отрок, глянь, да опосля тренькни. Потолкуем, што с этим делать.
Спустя пару секунд «Верту» издал мелодичную трель.
Граф Карнавальный нехотя посмотрел на экран и замер с открытым ртом.
На дисплее отображался снимок из города Корнилова – прямо с центральной площади.
Глава 11
Утопленник
(на борту самолёта «Илья Муромецъ»)
Обер-медэксперт Шварц спокойно посмотрел на человека с пистолетом.
– Я в плохом настроении, – сообщил Хайнц Модестович. – У вас что-то срочное?
– Да, – кивнул тот. – Я бы даже сказал, у меня неотложное дело. Вы не сможете здесь ничего изменить. Посему вернитесь на
