и сходил умыться на болотистое озерцо неподалеку. Вернувшись, я сначала подумал, что Невенхнауэр тоже отошла. Но потом приметил мою светловолосую спутницу, лежащую в густой траве возле дерева с крупными листьями-лезвиями. Не знаю, как это дерево называется. У нас в Старобрадфеле таких не водится. Видимо, Ли прилегла отдохнуть. Так я сначала подумал. Однако ее глаза были открыты. Она смотрела наверх.
Я долго стоял словно истукан. Мне почему-то показалось, будто я нахожусь рядом с чем-то большим и сильным. Чем-то, что я никогда не понимал. Я поднял глаза вверх. Ничего. Ни единой птицы в небе. Только редкие облака проплывают. Ли продолжала смотреть в никуда. Мне стало не по себе. Вспомнилось то знакомое чувство, когда люди говорили о чем-нибудь между собой, что как бы всем известно. А мне нет. Часто я спрашивал, и мне объясняли. Иногда обзывали вместо ответа, иногда смеялись надо мной. Я привык к этому. Мне казалось, что во взводе Низога я научился быть почти нормальным. Я понял, как правильно отвечать или реагировать на ту или иную ситуацию. Невенхнауэр все также неподвижно лежала на примятой траве с едва видимой улыбкой на лице. Я осторожно подошел и снова посмотрел наверх, пытаясь отыскать то место, куда направлен взгляд ведьмы. Ничего. Ни-че- го!
Несколько асенд я переминался рядом с ней, ожидая, что девушка что-то скажет. Прогонит или объяснит, зачем она лежит здесь. Эва молчала.
— Лер Эва… зачем вы тут лежите?
— Зачем? Не знаю, Селин. Ложись рядом со мной, — девушка указала рукой на траву.
Я осторожно прилег. Холодновато на земле лежать. И солнце в глаза светит. Наверху все также продолжало находиться большое жирное «ничего». Над головой было столько ничего, что захватывало дух. На асенду показалось, будто мир сейчас перевернется, и мы сверзимся в этот голубой небесный океан и просто утонем. Но в следующий миг наверху снова ничего не было. Я перевел взгляд в сторону лежащей девушки. Эва заметила, и тоже повернула голову. Улыбнулась. Краска уже полностью сошла с ведьмы. Ее теперь и не отличишь от обычной высокой тазамки со светлыми пшеничными волосами. Кожа белая, но уже не как мел. А просто не загорелая кожа. И глаза коричневого цвета. Или как там правильно? Карие. Странную форму ушей не видно.
— Посмотри, Селин, какое небо сегодня красивое.
— Да?
— Облака такие легкие, пухлые. Будто сладкая сдоба только из печи. Так и хочется откусить чуть-чуть. Мне почему-то кажется, что облака на вкус похожи на сахарную пудру.
— Да, было бы здорово съесть такое облако.
— Посмотри, вон то похоже на овечку с крылышками! — девушка указала пальцем.
— Где?!
— Да вон же!
— Это? Гхм, похоже на большую белую кляксу.
— Это овечка. Видишь, сверху крылья.
— Извини, не вижу.
— Как ты думаешь, Селин, куда они плывут?
— Похоже, на восток.
— Вот плывут они и плывут. Теллы, дни, года. Для чего? Зачем? Когда нас не станет, облака все также будут шествовать в выси. Гордые, хрупкие, мягкие и недосягаемые. Ты хотел бы научиться летать, Селин?
— Да, я думал об этом. Если серьезно переделать Баокора. Только надо над управле…
— Как птица. Ты мечтал когда-нибудь летать как птица? Рассекать ночную мглу, купаться в облаках, парить на одних потоках ветра? Я всегда хотела. Моя мама знала много о птицах. Она рассказывала мне о них, когда я была маленькая. Но… я забыла все. И родителей, и свой дом, и птиц. Сейчас у меня нет ничего. Что облакам до моих тревог? Они все также невозмутимо плывут. К им одним ведомой цели. А куда идти мне? Какая у меня цель?
— Я думал, мы идем в Бессадор?
— Ты прав, Селин. Эхх, что-то зябко. Сплети… Хотя нет, не надо.
Девушка прильнула ко мне, закинула ногу, а руку просунула под отворот куртки.
— Так лучше. Ты очень теплый. Жаль, что ты шпион.
— Я не шпион.
— Я не совсем дурочка, как Лу твердит. Я тоже умею сопоставлять факты.
Я пожал плечами. Не знаю, заметила ли девушка этот жест.
— Пускай, ты все врешь. Мне все равно нравится твоя ложь. Селин, ты не оставишь нас?
— Ли, ты научишь меня мечтать?
— Мечтать? — девушка рассмеялась. — Прости, я не думаю, что этому можно научить.
— Вот как. Мы договорились дойти до побережья Бессадора. После этого мы пойдем каждый своей дорогой.
