И прощения не прошу. Все, что было у скалы, – было по моей воле. Можешь ненавидеть – твое право. А вот потом… Без гарнаты я бы такое не сотворил. И запечатлеть я тебя уж точно не хотел. Вот! А сейчас…
Он запнулся, слыша в ответ только вязкую глухую тишину, но снова заговорил:
– Я не знаю, что теперь делать. Отец хочет, чтоб я за тобой ухаживал, только… тебе это самой не в радость будет, я же понимаю. И еще это, ночное… Я у тебя в долгу, получается…
– Обойдусь, – еще тише повторила дву… Джиад, тоже не глядя на Алестара.
– Я знаю, – кивнул Алестар. – И не возьмешь ничего. И не попросишь. Просто… ты имеешь на это право. Если что-то понадобится или захочешь, только скажи. И… нам придется спать вместе. Наверное, придется… Я иначе просто не выдержу. Но ты не думай, я… не стану делать больно. Такого, как раньше, уже не будет, обещаю. Я бы тебя пальцем не тронул теперь, но…
– Я понимаю, – бесстрастно прозвучало снизу.
– Не надо умирать, – неожиданно вырвалось у Алестара. – Еще пара лун – и будешь дома. А смерть – это навсегда…
Судорожно вдохнув, он замолчал. Двуногая так же молча кивнула, потом отвернулась, легла, устраиваясь удобнее. Алестар опустился рядом, понимая, что ничего, в сущности, не изменилось. Эта… Джиад… его ненавидит и правильно делает, конечно. Могла бы – убила, наверное. Да и самому противно чувствовать себя бездушной гадиной. Там, у скалы, разложить двуногую казалось то ли веселее, то ли слаще, то ли просто поводом выплеснуть злость и боль – все равно на кого! А сейчас тошно. Непонятно почему – тошно! Он ведь по-прежнему терпеть не может всех двуногих, но до других ему и дела особого нет, а вот эта упрямая скотина…
В комнату тихо вплыл Невис. Надо было расспросить его о случившемся ночью, узнать, что сказал отец, но Алестар притворился спящим. Ни говорить, ни думать не хотелось, хотелось только уткнуться в подушку и лежать, ожидая, пока кто-нибудь обнимет, погладит по голове и спине, скажет, что все будет хорошо. Но он знал, что хорошо уже не будет.
До вечера их никто не побеспокоил. Алестар валялся на ложе, уставившись в потолок, иногда дремал, отсыпаясь за все ночи, когда метался на постели, думая и вспоминая. Два раза поел принесенной еды, которую сначала пробовал Невис, и снова дремал. Двуногая тоже спала, даже во сне отодвигаясь как можно дальше, почти на самый край постели. Невис умудрялся давать ей лекарства, не будя, прямо во сне, а может, и спала та именно от лекарств.
Вечером Алестар все же окликнул Невиса, дождавшись, пока тот поменяет на двуногой очередную повязку. Окликнул, ни на что особо не надеясь, и услышал, что его величество знает о случившемся и заверяет его высочество, что все необходимое для безопасности и самого принца, и его избранной уже делается. Вот так, значит. Отец то ли не поверил Невису, рассказавшему про гарнату, то ли решил, что выяснит все без Алестара. Как будто не считает его больше сыном. Это было больно и несправедливо. Как будто он беспокоится только за себя! Если кому-то хочется убить или свести с ума наследного принца, этот кто-то уж точно не хочет добра и всему Акаланте.
Ночь прошла спокойно, и следующий день тоже. Двуногая… Джиад почти все время спала, просыпаясь разве что попить – ничем твердым ее не кормили – да поменять повязку. Однажды Невис сменил и ту, что была между ног, случайно или намеренно положив тряпку на ложе рядом с Алестаром. На чистой белой повязке виднелись желтые следы зелья, а под ними кровавые пятна. Алестара передернуло. Внутри снова потянуло болезненно и гадко, он поспешно отвел взгляд, понимая, что исправить уже ничего не сможет.
Впрочем, еще через день двуногой стало явно лучше. Она тихо отвечала на вопросы Невиса, пила сама и даже съела что-то из обычной еды, но не вместе с Алестаром, а потом, будто не замечая, что рядом с ней на постели есть кто-то еще. Алестар валялся на кровати, перебирая принесенные из библиотеки таблички книг и изнывая от безделья, но твердо решив, что первым к отцу не поплывет. Ни за что! Все, что мог, он и так рассказал, а толку? Даже Ираталь не показывается, отговариваясь неотложнейшими делами, словно ему сюда дюжину дней на салту плыть – что это, если не издевательство?
На следующий день двуногая, которую Алестар упорно не мог заставить себя звать по имени, всплыла с постели. Морщась, проплыла по спальне, под беспокойным взглядом Невиса выплыла через дверь, которую ей открыл целитель, но уже через несколько минут вернулась. Видно, дальше комнаты чистоты не сунулась. Невис порхал вокруг, явно беспокоясь, потом не выдержал:
– Госпожа избранная, вам слишком рано!
– Ничего, – негромко отозвалась двуногая, потирая лицо ладонями. – Я и так залежалась, уважаемый целитель. Быстрее зарастет. При таких ранах застой крови вреден.
– Это верно, – растерянно согласился Невис, как-то по-новому глядя на нее. – Но мы справляемся с этим, растирая тело. Госпожа изучала медицину?
– Немного. В храме, где я росла, учат лечить раны и самые простые болезни. Не всегда же рядом есть лекарь.
– Очень правильно! – с чувством подтвердил Невис. – Как много жизней можно было бы спасти, умей каждый хотя бы сделать перевязку или запустить остановившееся сердце.
Алестар, которого двуногая все эти дни старательно не замечала, навострил уши. Она росла в храме? Жрица, что ли? Не ответит… К счастью, Невиса тоже заинтересовало сказанное.
