– А как вы познакомились с его высочеством?
У паренька были темно-русые волосы и худое остроносое лицо. Не все иреназе красавцы, значит. Не снимая маски улыбчивой уверенности, Джиад безмятежно ответила:
– Случайно. Мой король потерял в море перстень, и принц Алестар великодушно помог найти его.
– Да? А говорят…
Что именно говорят, не смог, похоже, вымолвить даже бойкий язычок не унимающейся Миалары, и Джиад возблагодарила наставников за выучку и крепко вбитое: ты не потеряла лицо, пока не позволила себе это.
– Кто-то всегда что-то сплетничает, – сказала она скучающе. – И вот забавно: чем меньше у болтунов своих дел, тем больше их заботят чужие. Мой наставник говорил, что если про тебя не врут хотя бы раз в день, значит, ты уже умер, прожив бесполезную жизнь.
На этот раз захихикали не только среди молодых, от старших тоже донесся негромкий одобрительный смех, а затем спокойный низкий голос:
– Ваш наставник очень мудр, госпожа Джиад. Скоро начнется охота и будет не до разговоров, но пока простите нам наше любопытство. Правда ли, что вы воспитывались в храме?
– Это так, – согласилась Джиад.
– Жрица? – ахнул кто-то. – Троих или глубинных?
– На земле иные боги, – Джиад чуть пошевелила поводьями, устраиваясь в седле удобнее. – Мы чтим Троих, но верований много, и каждый народ почитает своих богов. Мой господин – Малкавис, Повелитель гроз и битв.
– Жрица Малкависа, – повторил тот же приятный голос, и Джиад отметила, что даже молоденькие болтуны не перебивают его. – Истинная редкость. В чем считается ваша плата, госпожа Джиад, в серебре или уже в золоте? И сколько зарубок у вас на рукояти?
– О, вы знакомы с порядками храма? – медленно спросила Джиад, пытаясь сообразить, хорошо это или плохо. – Я еще слишком молода для золота, его время придет лишь через три года. Но рукоять у меня вторая.
– Господин Ираталь, – возмутился рыженький некрасавец, – нам тоже интересно! При чем тут серебро и золото? Что за рукояти?
– Расскажете сами, госпожа Джиад? – весело предложил Ираталь. – Или мне?
– Лучше вы, – учтиво склонила голову Джиад. – Интересно было бы послушать, что знают о моем храме здесь, в глубинах моря.
– Извольте, – согласился Ираталь, которого Джиад наконец-то не только разглядела, но и вспомнила, где слышала раньше. Это ведь он увел принца из двора для салту тогда, в первую их встречу. Случайность? Или…
– Далеко отсюда, на побережье южного моря, что мы зовем Водами ста жемчугов, есть человеческий город, называемый Аруба, – неторопливо начал Ираталь в полной тишине. – Побережье – это сплошные бесплодные горы и песок, редко где сама по себе растет зелень. Но Аруба живет и процветает благодаря своим храмам. Там воспитывают детей, которые почему-то остались без родителей и других родственников. Домом и семьей для них становится храм, и говорят, что тамошние боги сами выбирают себе жрецов. В храмах Малкависа из мальчиков и девочек растят не просто воинов, но личных стражей, самых лучших и верных. Когда юному воину исполняется два раза по девять лет, о нем говорят, что он стал серебром. Это значит, что желающий нанять его должен отдать храму вес воина в серебре и еще положить ему достойное жалованье. Когда же воину исполняется трижды по девять лет, он становится золотом.
– И плата – его вес в золоте? – ахнул кто-то, сообразив. – Ничего себе… За что? У людей так мало хороших воинов?
– Много, – скупо усмехнулся Ираталь. – Хотя и среди них по мастерству воины Малкависа – те самые драгоценные камни в обычной гальке. Ведь их плавят и гранят всю жизнь, с рождения. Но есть вещи дороже мастерства. За что вам платят столько, госпожа Джиад? Я-то знаю, но нашим юношам и девушкам стоит это услышать.
– За то, – ровно и ясно сказала Джиад, – что храмы Малкависа стоят в Арубе уже полторы тысячи лет, и за это время ни один воин храма не предал своего нанимателя. Нам платят за то, что мы умираем раньше, чем наша честь.
– Воистину это так, – церемонно сказал Ираталь. – Благодарю вас, госпожа ири-на-Аруба.
– А… рукоять? – жалобно поинтересовался кто-то из-за спин после восторженного молчания и жадных взглядов, пронизывающих Джиад, замершую на салту, словно стрелу проглотила.
– Ну, это же просто, – усмехнулся Ираталь. – На рукояти отмечают зарубками убитых врагов. И меняют ее, когда места не остается. Кстати, а что вы делаете со старой?
– Приносим в храм, – негромко сказала Джиад, – и посвящаем Малкавису. После смерти я отвечу перед своим повелителем за каждую отнятую жизнь: было ли это в самом деле справедливо и необходимо.
Гомон окутал Джиад, облепил со всех сторон, как облепляет слизистая медуза. Мелькали глаза, улыбки, красивые и не очень лица, драгоценные побрякушки и сложные прически. Джиад вежливо улыбалась в ответ, выслушивала назойливое и робкое восхищение, вопросы, на которые не успевала отвечать, приглашения на праздники и просто в гости…
– Салту! – вскрикнул вдруг кто-то. – Смотрите, салту!
