И даже Латоя притихла, завороженная красотой исполняемого произведения.
Едва последний звук растаял в воздухе, как Мифэнви, будто вынырнув из ночной реки, обновленная и переполненная, кинулась к деверю.
– Колдер, вы невероятно играете! Как вы смели три года мучить меня беззвучием?! Никогда так больше не делайте! – лепетала она, тряся его за руку.
И Колдер, глядя в эти бездонные чистые глаза, поклялся играть каждый вечер.
Как раз подали ужин, и все они, взволнованные и радостные, вдруг помолодевшие, болтая о всяких пустяках, двинулись к столу. Колдер отодвинул стул и помог сесть Мифэнви, Латоя же уселась сама. И они говорили, говорили: о погоде и политике, о светских скандалах и философии. Где-то Латоя была заводилой, где-то лишь наблюдала, открыв рот, как хозяева замка перебрасываются цитатами из классиков, с легкостью переходя при надобности то на латынь, то на греческий, то на французский.
– Кстати, – словно опомнился Колдер, – когда вы, дражайшая кузина, появились здесь, вы сказали Мэрион, что вас нужно срочно спасти? Что стряслось?
– Эх, Колди, как я могу доверить тебе тайну моего сердца, когда ты все время такой официальный?! – сказала она, полушутя-полугрустно.
– Доверься мне, – Мифэнви покровительственно накрыла ее ладонь своей.
– При всем уважении, Мейв, ты вряд ли сможешь мне помочь.
– Ну что ж, тогда поведайте нам обоим! Две головы все-таки лучше, – подбодрил ее Колдер.
И Латоя вдруг посерьезнела и погрустнела. Несколько раз ковырнув салат вилкой, она вздохнула и решилась:
– Все дело в том, что я оказалась в центре скандала.
И затихла.
Мифэнви нежно пожала ей руку.
– Ох, бедняжка! Так что же случилось? Тебя соблазнили и бросили?
Латоя мотнула головой.
– О, Мейв, дорогая, все гораздо-гораздо хуже! Я пожелала быть соблазненной: проиграла пари.
Повисла пауза.
Колдер сидел мрачный и в неровных отблесках свечей казался бледнее обычного.
– Странный спор! – наконец проговорил он холодно. – Тем более, как я понимаю, заключался он между леди и джентльменом?
– Верно, я заключила пари с графом Джоэлом Макалистером, он известный пройдоха и светский лев, и все матери держат своих дочерей подальше от него… Но маман… Он совершенно сбил ее с толку. Она так доверяла ему. А обо мне и говорить нечего – я захотела его сразу, как увидела.
От этих подробностей Мифэнви залилась краской, а Колдер с трудом сдерживал ярость.
– И что же, нынче весь лондонский свет так изъясняется? – вкрадчиво поинтересовался он.
– Нет, но мы с маман всегда называли вещи своими именами. С тех пор как восемь лет назад умер отец, пусть земля ему будет пухом, маман перестала меня воспитывать.
– Это было крайне неосмотрительно с ее стороны, учитывая количество и размеры розовых слонов, что живут в вашей голове, – заметил Колдер, покрутив бокал.
– Уж как есть, – вздохнула Латоя, – ну, в общем, мы поспорили на ночь любви, и я проиграла.
– И… этот джентльмен… он что… попросил у тебя… оплату долга? – дрожащим голоском промолвила Мифэнви. Подобные легкомыслие и безнравственность просто не укладывались у нее в голове.
– Да, и я расплатилась сполна, – уткнувшись взглядом в стол, пробормотала Латоя.
Мифэнви тихо вскрикнула и лишилась чувств.
Колдер тут же подскочил к ней, подхватывая и укладывая на кушетку, что стояла неподалеку.
– Ну что ты стоишь столбом! – заорал он на незадачливую рассказчицу, словно та была служанкой. – Открой окно и подай соли, ты же наверняка их носишь с собой!
Латоя, потрясенная степенью невинности своей вновь обретенной кузины, тут же бросилась выполнять его приказы.
Постепенно Мифэнви пришла в себя, поднялась и села, тихонько поблагодарив близких за участие.
А Колдер, стоявший рядом на коленях и все еще легонько придерживавший ее за талию, обрушил на Латою накопившийся гнев:
– И как ты после такого посмела явиться сюда?!
– Ах, Колди, я была в отчаянии. Нас с маман везде перестали принимать, потому что подлец Макалистер все рассвистел. Невозможно даже было высунуться на улицу – в меня едва не пальцами тыкали… Ах… – и закрыв лицо руками, она разрыдалась.
Мифэнви патологически не могла видеть плачущих людей, особенно женщин. Еще пошатываясь после недавнего обморока, она все-таки встала, подошла к Латое и обняла ее за плечи:
