– Ну как, Симон, вы сможете выполнить работу, о которой я вам говорил?
– Разумеется. Я уже получил светофильтры.
– Ах, уже получили? Тогда, значит, можно сделать и…
Леонид взял трубку телефона, и я услыхала его разговор с Грохотовым:
– Степан, ты? Будь добр, пришли мне сейчас с Олей тетрадки, о которых я говорил вчера… Зачем? А меня интересуют некоторые цифры. Не могу их вспомнить…
Через несколько минут Леонид медленно перелистывал тетради моего отца. Вот он показал страницу, где больше половины строк было зачеркнуто.
– Вся надежда на вас, – обратился Леонид к Симону. – Здесь ничего нельзя разобрать. Требуется ваше искусство…
Симон взял тетрадь. Долго рассматривал строки. Смотрел страницу на свет. Потом вооружился лупой.
– Замазано очень основательно, – усмехнулся Симон. – Кто-то постарался, только не сумел. Замазано разными чернилами. Если подберу светофильтр, может быть, и удастся.
Через несколько дней мы снова встретились втроем. Симон положил на стол несколько больших фотографий.
– По вашему предложению, Леонид Михайлович, я применил фотографическую экспертизу. Это наилучший способ исследовать документы. Посмотрите. Вот здесь текст дневника был залит чернилами. В подлиннике разобрать ничего нельзя, сплошное черное пятно. – Я применил цветоделительное фотографирование, светофильтры в зависимости от цвета чернил… Леонид взял в руки фото.
– Спасибо, дорогой Симон. Вы – гений фотография. Не будем пока искать, кто зачеркнул строки в записях Ильи Акимовича. Главное вами сделано, Симон, – восстановлен текст.
– Что же там написано? – воскликнула я.
Леонид всматривался в фото и говорил:
– Ваш отец, Таня, приводил расчеты для использования атмосферного электричества и пишет о своей машине. Его машина должна была состоять из остроконечных гребенок, между которыми вращается тонкозубчатый вал. Он учитывал разницу потенциала в высоких слоях атмосферы и на поверхности Земли. Эта разница достигает почти полутора тысяч вольт. Вот Илья Акимович и ожидал, что вал придет во вращательное движение. Свой уловитель атмосферного электричества он сделал из легкой металлической кисти и поднимал его на змее в воздух. От кисти шел тонкий изолированный провод, вплетенный в бечевку для запускания змея. На земле конец провода прикрепляется к вводной клемме модели. По расчетам Ильи Акимовича, ток, раньше чем уйти по специальному заземлителю, должен был пробежать по зубцам гребенки. А они рассчитаны были у него так, что соответствующие зубцы на валу никогда не могли поставить его на «мертвую точку».
Мы просмотрели целую серию фотографий, в которых искусный Симон восстановил текст рукописи моего отца.
– Самое интересное, друзья мои, – сказал Леонид, – это одна фраза в записках Ильи Акимовича. Он пишет, как настоящий провидец: «Шаровая молния – не молния, а совсем другое».
– Но что же? – задала вопрос я.
– Чтобы узнать, мы должны работать. Я еще не нашел ответа на многие интересующие меня вопросы, – задумчиво сказал Леонид. – Какие опыты производил Илья Акимович в лесу? Может быть, он работал там со своей собственной «громовою машиной»? Был убит молнией, как самоотверженный служитель науки?
При этих словах у меня навернулись слезы на глазах.
Я представила себе отца, когда он спускался по ступенькам крыльца, быстро вскакивал на лошадь и приветливо махал рукой. Вспомнилось, как охотники привезли его из лесу мертвым.
– Еще у меня вопрос, на который ищу ответ, – очень тихо говорил Леонид. – Зачем Илья Акимович зачеркнул в своих записях самые важные строки?
Через несколько дней вышло распоряжение, чтобы наша лаборатория в полном составе выехала в Саялы.
XXIII. Догадка
Апрельское чистое небо расстилалось над знакомым мне саяльским лугом, сплошь покрытым большими, необычайно красивыми цветами. Лилии, орхидеи, колокольчики, горные фиалки огромной величины наполняли воздух тонким ароматом.
