Что мы сделали не так? Подумаю об этом после, когда гермоскаф окончательно разрядится и я начну замерзать. В теплой предсмертной дремоте легче размышлять о всяких неприятных вещах. Хоть чесаться перестану. Наверное.
Я сижу на краю канавы. Из шатра доносятся обрывки фраз на корейском и китайском, но мне не удается разобрать ни слова. Я учил китайский в старших классах школы и немного в колледже, но уже успел позабыть. Мечтал поехать на стажировку в Шанхай, но мою кандидатуру забраковали. Придрались к «криминальному» прошлому — в тринадцать лет я угнал у своего дяди грузовик. Космодесантникам, напротив, плевать, кто как чудил по молодости, они живо выбьют из тебя всю дурь и мигом превратят вчерашнего воришку в хладнокровного убийцу. Сначала нас готовят по программе морских пехотинцев, а потом везут в горы и в пустыню для дополнительных тренировок. Мучают так, что астронавтам из фильма «Парни что надо»[9] и не снилось.
Один только тест на определение личностного психотипа, во время которого тебя накачивают LSD, тянет на Нюрнбергский трибунал. Его я помню отчетливо, а вот многодневная пытка, названная по какому-то недоразумению Курсом Развития Силы и Выносливости в Космосе — КРСВК, почти стерлась из моей памяти. База Хоторн, гора Рейнир, Бейкер, Адамс, вулкан Мауна-Кеа… Военная медицина не просто приблизилась к границам дозволенного — она их перешагнула. Допинг и стимулирующие вещества под запретом всю дорогу, но если выйдешь в финал, доктора оторвутся по полной. Я накачал упругие мышцы и поправился на семь килограмм, а потом сбросил столько же на жесткой диете. Пропорции жира и…
Да какая на хрен разница! Лучше буду думать о женщинах. О женщинах в общем, а не о ком-то конкретно. Уж точно не о своей старенькой маме. По священной армейской традиции все умирающие космодесантники зовут маму в последние минуты жизни, но Красная пустыня глуха к их мольбам.
Мишлен садится рядом и касается моего шлема.
— Они там словно с цепи сорвались, орут на Диджея, — хрипит он. — Ненавижу офицеров! Он по-китайски ни в зуб ногой, но я-то понимаю каждое слово. Несут чушь, якобы Диджей нас всех угробил.
— А он что?
— С техникой Диджей на «ты», зато с людьми — тот еще тормоз. По большей части отмалчивается.
Голова идет кругом. Перед глазами сгущается пелена. Такое чувство, что я гляжу в длинную черную трубу.
Но я еще не ослеп.
— Ты видишь? — я показываю на север.
— Где?
— Вон там.
Мишлену не сразу удается сфокусировать зрение. Он резко хватает меня за руку.
— Да это машина!
— Но не «скелл», — присматриваюсь я.
— Явно не наша.
— Здоровенная… Антаги?
— Без понятия. На «гусеницу» не похоже.
«Гусеницы» — вражеские машины, состоящие из множества стальных сегментов, с большими колесами.
— Надо рассказать остальным.
Но мы не двигаемся с места и словно зачарованные наблюдаем за приближающимся автомобилем. Длинный — не меньше десяти метров — цилиндр, водруженный на огромные колеса. Ни у нас, ни у антагов нет таких машин.
В памяти всплывают кадры из старой видеосъемки.
— Да это же маскианский автобус! — удивленно кричит Мишлен.
Благодаря встроенным в шлем радиоантеннам новость мигом разлетается по нашему маленькому отряду, и скоро все космодесантники за исключением Диджея и Бойцового Петуха взбираются на гребень холма и садятся на корточки рядом с нами.
— Чего вы ржете? — спрашивает Казах.
Никто и не думал смеяться, но, очевидно, Казах действительно слышит смех.
— Это автобус колонистов-маскианцев, — говорит Мишлен.
Бойцовый Петух приходит последним, мы уступаем ему место в центре ряда.
— Все, звездец, — докладывает он. — Диджей сказал, не видать нам счастья с фонтаном. Я уже готовлюсь к встрече с костлявой старухой.
Под костлявой старухой он подразумевает смерть. Внезапно Руст подается вперед, щурится, садится ровнее и расправляет плечи.
— Ты тоже это видишь? — спрашивает он.
— Все видят, сэр.
— Я уж думал, у меня глюки начались. Вам удалось идентифицировать объект?
— Это маскианский автобус.
