Мы почти не разговариваем по дороге.
Редкому космодесантнику удается пережить больше четырех бросков. Я на Марсе уже в пятый раз. В голове по-прежнему ясно, словно морозным зимним вечером, но мир уже не видится мне в радужных тонах.
Ненавижу переходы.
Когда действие тоника ослабевает, в голову лезут дурные мысли. Злобные крылатые монстры копошатся в черепе и терзают мне мозг. Можете считать меня психом, но я знаю, что эта боль в затылке не сулит ничего хорошего. Я предчувствую беду.
Тек первым замечает тело — после того, как ему вернули зрение, он видит лучше, чем мы все вместе взятые. Он машет мне рукой, я, в свою очередь, даю знак Казаху. Мы рассредоточиваемся и проверяем, заряжено ли оружие.
Мы идем размеренным шагом — спешить некуда — и добираемся до тела через несколько минут. В десяти метрах от него лежит еще один покойник, еще в двадцати метрах — третий.
На всех — русская униформа. Снаряжение похоже на французское. Тек склоняется над распухшим трупом и переворачивает его лицом вверх. Мертвец настолько обезображен, что невозможно понять, мужчина это или женщина.
Тек тыкает себя пальцем в шлем и растопыренными ладонями изображает взрыв. Бактериальные иглы! Прежде чем стать разложившимся трупом, этот несчастный бился в агонии несколько секунд, а после впал в кровавое безумие, может быть, даже перестрелял своих товарищей. Тек показывает нам иглу, торчащую из раны, но не пытается ее выдернуть — любому космодесантнику известно, что оперение дротика не менее опасно, чем наконечник. Иногда антаги сбрасывают бактериальные иглы с огромных воздушных шаров — аэростатов, а иногда начиняют ими взрывающиеся коконы. В обоих случаях смертоносный дождь проливается над несколькими квадратными километрами. Четырехсантиметровые иглы самостоятельно корректируют курс,
Оживший ночной кошмар.
Наши ангелы сканируют распухший гермоскаф в надежде выйти на взвод убитого бойца. Безуспешно. Мы не связывались со спутником с тех самых пор, как нас сбросили на Марс, не получали сводок о последних боях и понятия не имеем, кто эти ребята и какое у них было задание. Очевидно, они прилетели за много солов до нас. Может даже, за много недель. Но зачем? Командование не планировало масштабных операций до нашего прибытия. Значит, кто-то передумал, и этих парней отправили в скоростных фреймах, способных долететь до Марса за месяц-два вместо обычных четырех. Они оказались тут задолго до нас и погибли все до единого, а мы даже не знаем, ради чего.
Мне все сложнее и сложнее не терять концентрацию.
Мы решаем, что глупо и дальше соблюдать режим радиомолчания. Наш единственный шанс — выйти на связь с другими космодесантниками и узнать, не нашли ли они чего-нибудь полезного.
Расходимся в разные стороны.
И тут я вижу сержанта-инженера Дена Джонсона. Диджей спускается с усыпанного щебнем холма и машет мне рукой. Ему чудом удается не пропахать склон носом. Но вот Диджей уже внизу, показывает жестом, что нашел палатку. Мы искренне радуемся встрече и хлопаем друг друга по плечам. Его ангел сканирует наших. Ура, теперь нас четверо!
— Кто-нибудь видел зарево? — спрашивает Диджей. — Я заметил какое-то мерцание сверху, когда спускался.
Зарево — плохой знак. Мы называем так отблески космических сражений, заметные с большого расстояния. След, который оставляют в небе сбитые космо-фреймы и капсулы.
— Ты падал с неба в огненном шаре, мать твою за ногу. И при этом разглядел зарево? — раздраженно спрашивает Казах.
— Ну… я видел
Диджей не рвется доказывать свою правоту, а нам не хочется ломать голову над его словами. Он нашел палатку и ведет нас к ней. Точка. Мы идем к пьедесталу Бриджера. Марсианские кратеры часто располагаются на возвышениях, образовавшихся под влиянием ударной волны. Реголит вокруг места падения метеорита затвердевает и становится устойчивым к эрозии. Ученые называют эти геологические образования пьедесталами. Тот, на котором мы стоим сейчас, достигает двух метров в высоту.
К тому времени как мы добираемся до цели и осматриваемся, наши силы уже на исходе. Палатка, судя по всему, принадлежала русским или французам. Сброшена не меньше месяца назад. Пурпурная полоса говорит о том, что герметичность не нарушена: ни ловушек, ни бактериальных игл. Мы проверяем очень внимательно. Безопасность прежде всего. Пусть судьба забросила нас хрен знает куда и наши шансы выжить стремятся к нулю, сейчас мы просто радуемся, что нашли крышу над головой. Темнота стремительно сгущается. Ночь обещает быть сухой и морозной.
Хреново, конечно, что палатка перешла к нам по наследству от мертвецов, но ничего не поделаешь. Во время прошлого двухнедельного броска мне тоже пришлось пользоваться вещами погибших товарищей, и тогда мы не только выжили, но и положили шестьдесят антагов. Палили в них с нескольких сотен метров. Первый раз, когда мне удалось рассмотреть врагов вблизи.
Собственно, после прямого попадания болта смотреть уже не на что. Осколки шлема, заполненные сероватой кашицей, крошево зубов, клочья
