в клан.
Все дело в том, что Никлаус почему-то не захотел устраивать разборок. После поединка он молча взял меня за руку, молча провел по коридорам до первого этажа, молча активировал одну из платформ перемещения и все так же молча впихнул в портал, перенесший меня прямиком в универ. И все это МОЛЧА, с тихим душевным надрывом.
И как по мне, так злобно молчащий Доставала — самый страшный на свете человек. Уж лучше бы он рвал и метал, чем вот так вот.
Да что там, я даже согласна на публичную порку!
С моего возвращения незаметно минула почти неделя, в течение которой я была занята тем, что оправдывалась перед Наткой за то, что не взяла ее покататься на мелефасе. Оправдывалась перед Эми, которая видела, как Никлаус сходит с ума от переживаний. Оправдывалась перед Юликом — он обиделся просто за компанию. Оправдывалась перед ВУДом, который почему-то решил, что я сорвала помолвку профессора Дарона с Наткой…
Короче, я оправдывалась, оправдывалась и еще раз оправдывалась в надежде, что это улучшит мои актерские навыки и при долгожданной личной встрече с Доставалой на моей стороне будет хоть какое-то преимущество.
И вот он приехал…
Поставив свой личный рекорд по бегу, за четыре с половиной минуты я преодолела расстояние от полянки в парке, где Конни с Ролли подвергались карательным мерам со стороны двух лаэрдов, до преподавательского крыла и теперь настойчиво долбилась в двери секции Темных.
Открыли практически мгновенно, словно все это время караулили под дверью.
— В комнате, — шепнул Шарги, пропуская внутрь.
Кивнув в качестве благодарности, я миновала общую гостиную, где собрались практически все Темные за исключением моего. Ребята активно имитировали деятельность, но заинтересованный блеск в глазах выдавал неподдельный интерес.
— Вас это вообще-то не касается, — на всякий случай предупредила я.
— Да-да! — дружным хором уверили меня Темные, но даже не пошевелились, рассчитывая подслушать нашу с Доставалой перебранку.
Ну никакой личной жизни!
Окинув присутствующих осуждающим взглядом, я постучала в комнату Доставалы и, не дожидаясь ответа, дернула ручку.
— Ты один? — просовывая голову сквозь небольшую щель между дверью и косяком, уточнила я.
Никлаус в своем истинном обличье сидел за столом и изучал какие-то бумаги, но как только я сунула свой любопытный нос в комнату, бросил листы на стол и поднял голову.
— Здесь только я и мои демоны, — криво улыбнулся мужчина.
Так-с… Судя по суровому выражению, Никлауса еще не отпустило, и он продолжает злиться на такую хорошую и самую замечательную меня. Непорядок!
Приблизившись, замечаю на столе кучу карандашных набросков меня, сделанных в разное время. Вот я, спрятавшись за стопкой учебников, беззастенчиво дрыхну прямо на лекции профессора Карода. На рисунке рядом — мастерски перепрыгиваю с платформы на платформу, прижимая к груди бакетбольный мяч. А вот тут что-то совсем интимное, я лежу на кровати, судя по размерам — принадлежащей Доставале, и, изогнувшись, словно кошечка, сладко зеваю во весь рот.
«О-о… какая прелесть», — умиляется соскучившееся по ласкам Темного либидо.
«Секундочку, — оживает жажда справедливости, — это мы-то его демоны?»
Плюнув на голоса и вообще дав себе зарок не прислушиваться к внутреннему бреду, бестактно залезаю к Никлаусу на колени, обнимаю за шею и трусь щекой о гладко выбритый подбородок.
— Зли-и-ишься?
— Скорее терзаюсь вопросом, чем ты думала, вызывая на бой одного из членов Совета, — устало вздыхает Темный.
И вопреки активным возражениям попы я беру руку мужчины и кладу на то место, которому пригрозили ремнем.
— Этим? — игриво подмигиваю и тут же тихонько вскрикиваю, едва его пальцы сжимают попу, которая так самозабвенно и старательно ищет для меня приключений.
Но не успеваю я возмущенно отчитать Темного за грубые действия, как его руки стискивают меня в крепких, болезненных объятьях, от которых жалобно скулят ребра, сбивается дыхание, а сердце заходится в приступе тахикардии.
— Ты понятия не имеешь, что я пережил, пока наблюдал за твоими выкрутасами на арене, — раздраженно рычит он над моим ухом. — О твоих крылатых дружках поговорим позже, а сейчас…
Его губы находят мои, едва ощутимо прикасаются и тут же отдаляются. В серых глазах мелькает что-то совершенно мне не знакомое, а затем красивое аристократическое лицо Доставалы кривится, словно от зубной боли.
— Я всю жизнь был один, и потерять тебя сейчас… — Темный качает головой, словно пытается прогнать не самую приятную мысль.
Осторожно высвободившись из болезненно-приятного захвата, по ошибке принимаемого Доставалой за любящие объятья, я нежно глажу его щеку,