чувствовал себя виноватым, потому что совесть его просыпалась гораздо позже, после первой чашки кофе, а то и после второй.
Он устраивался на старой скамейке и замирал, притворяясь статуей с пыльными нарисованными глазами. Даже утренний ветерок обходил охотника стороной, переставал гладить его по волосам и теребить сачок. Парк вокруг выцветал до буровато-серых прозрачных контуров, а в пыли на дорожках начинали появляться Они. Сны трепетали бахромчатыми крыльями, дремотно поводили черными усами и тихонько звенели. Каждый на свой лад. Иногда Луиджи даже закрывал глаза и выбирал жертву не по узору и цвету, а по звуку. Правда, однажды ошибся и прихлопнул двоих: мелодичную карамельную грезу и почти неслышный, с крошечными треугольничками бритвенных крыльев, утренний кошмар. С тех пор всегда тщательно рассматривал содержимое сачка, прежде чем занести его домой, а то мало ли.
Зимой сны были толстыми, неповоротливыми и мохнатыми, как ночные мотыльки, весной — разноцветными и звонкими, летом — длиннокрылыми, синими до рези в глазах, как римское небо, а осенью — бархатно-шепчущими. Со временем коллекция пойманных постепенно расползлась со стола на стены, вместо игрушки у кота завелась засушенная февральская дремота, а Луиджи уже подумывал прикупить аквариум и оставить парочку снов «на развод». Но не тут-то было.
Когда Луиджи первый раз поймал искусную подделку, даже не понял, в чем дело. Принес в комнату, выпутал из сачка трепыхающийся комочек, и тут вместо сонной пыльцы на пол посыпались конфетти. Бумажные конфетти, оранжевые и желтые, заплясали в пыльных лучах света, щекотнули кота по носу и не дали Луиджи заснуть. Ни на секундочку. В пальцах у него осталась бабочка из прозрачной рисовой бумаги, глянцевая от иллюзии и с капельками утренней росы на усиках.
— Где-то завелся мастер оригами, — Луиджи хрустнул пальцами и пригрозил коту. Тот слишком уж оскорбительно улыбался в усы. — Ну, я ему покажу!
В следующее утро охотник поднялся до второго будильника, оставил сачок в углу комнаты, зато прихватил с собой длинный стеклянный нож и вышел из дома через балконную дверь. Побалансировал на перилах, глубоко вздохнул и заскользил к югу по чужим видениям. Детские леденцовые истории, тетрис из цифр и таблиц, невозможные встречи, круговерть из ненастоящих лиц, дат и смыслов, шестипалые ладошки, чернильные глаза и горящие бумажные свитки проносились мимо, как за окном идущего поезда. Некоторые сны были скользкими и прозрачными, как ледяной каток, другие — мутными и вязкими, как болото, третьи только звучали оглушительно, четвертые били в грудь и перехватывали дыхание. И чем дальше, тем больше попадалось оранжево- желтых бумажных поделок, изящных до оскомины и чуть-чуть более красивых, чем остальные грезы.
На небо выкатился час Быка, когда Луиджи открыл глаза на холме Палатин. В тени мраморной колонны сидела лиса и, высунув от усердия кончик языка, рисовала острым гусиным перышком на песке. Взвихряясь маленькими ураганчиками, из-под лапы ее выплывали искусственные сны и уносились прочь, смущать людские умы. Луиджи сглотнул и переложил нож из одной руки в другую. Лиса фыркнула.
— Зачем ты их делаешь?
— А зачем ты их ловишь?
Луиджи замялся. И вправду. Для чего он их ловит. Чтобы… чтобы самому выбирать, какие сны видеть? Лиса обернула лапки одним хвостом, другим чертила в пыли силуэты крыльев. Ждала, склонив голову набок, что скажет человек.
— Чтобы выбирать.
— Я тоже, — из-под рыжих лап выпорхнуло облачко конфетти. Оранжевые искры запорхали вокруг Луиджи. — Хочу выбирать, кто увидит мои сны. А что именно ты мне хотел показать?
Нож выскользнул из похолодевших мокрых пальцев на землю и разбился.
— Коллекцию, — пробормотал Луиджи. — Самую полную коллекцию снов. И кота.
— Пошли, — лиса зевнула и поднялась, затуманилась и пошла рябью, как сон с дырчатыми крыльями, сменила пушистую шкурку на вельветовую куртку и рыжую челку. Подхватила Луиджи под руку, улыбнулась краешком рта. — Только придется пешком. Город уже просыпается.
И они зашагали напрямик, не обращая внимание на ругающиеся утренними голосами редкие машинки и таблички «По газонам не ходить». Совести их крепко спали, сопели, прижавшись друг к другу, и ждали больших чашек кофе с корицей. В маленькой квартирке неподалеку от виллы Боргезе шкодный кот повалил сачок на пол и сосредоточенно пробовал его на зуб. Розовая марля расползалась, а сонная пыль, смешавшись с кошачьей слюной, проедала дырочки в реальности.
Пропавшее солнце
В понедельник маленький Джек вышел на крыльцо, посмотрел на небо и не нашел на нем солнца. Обычная восьмиутренняя тучка была на месте, косматая, сиренево-синяя, прямоугольники высоток перемигивались окнами, в лицо дул лимонный ветер, но на месте желтого блестящего круга зияла дыра.
