проверяя и не обдумывая, всё, о чем тебе говорят или пишут. Вот я и проверяю.
— И с многим не соглашаешься.
— Именно.
…
Сколько она себя помнила, жизнь была расписана, как по нотам. Танцы, пение, живопись — для души. Элитная лингвистическая школа — для мозгов. Гармония духа и тела, сбалансированный рецепт. А то, что рецепт пациента не устраивал, мало кого волновало.
Однажды, лет в пять, Лина всё лето пыталась улизнуть от родителей и залезть на старую, раскидистую черешню, которая росла на соседней даче. Добежать до дерева иногда удавалось, а вот подняться выше полуметра над землей — уже нет. Либо ее находил на месте преступления отец, либо, как из- под земли, возникал сосед в панике: «Деточка, ты же ушибешься!» Когда того не было дома, его роль исполняли случайные прохожие, дальние соседи или стражники в яркой форме.
Лет в пятнадцать Лина уже знала, что ее тело стоит больше, чем среднестатистический счет в солидном банке, поэтому душа должна вести себя соответственно. Читай — не делать глупостей и держать планку. Когда Лина смотрела на себя в зеркало, то всегда думала о том, какая же это высокая планка, черт побери.
Душа паниковала. Лина разбивала в ярости костяшки о планшет, когда понимала, что не знает, как нарисовать скорость, как изобразить полет, как представить опасность. Стихи о свободе и полной жизни получались тусклыми и безжизненными, как осенние листья, пролежавшие до весны под слоем снега. Строки не складывались. Нельзя творить о том, чего ты не знал и никогда не пробовал.
…
— А ты пробовала любить?
— О, да, как раз любить я и пробовала. Это же не запрещается.
— И как она, любовь? Помогает творить?
Лина поежилась. Они сидели на краю виадука через озеро. По мосту как раз пролетал состав, грохоча и разгоняя смешных серых птиц, похожих на гибрид нырка и цапли. Они обиженно покрикивали поезду вслед и усаживались обратно на облюбованные краешки свай, задумчиво подбирая под себя несуразные длинные ноги.
— Ну, как тебе сказать. Сначала мешает, потому что ни на стихи, ни на рисунки не остается времени. А потом… потом творить уже поздно. Нужно действовать.
— И ты действовала?
— Угу.
…
Лина набрала номер его скайпа и замерла на мгновенье, склонив голову на плечо и прищурив глаза. Иногда ей казалось, что так можно поймать что- то интересное среди всех чужих цифр, номеров и слов, пока программа соединяет тебя с тем единственным, который тебе нужен именно сейчас. Или именно всегда. Для настоящего момента между этими постулатами разницы нет.
Скайп коротко выругался и мигнул. Сбой в программе, не иначе. Лина потянулась к клавиатуре, чтобы перезагрузить коннект, но краем глаза увидела на мониторе движение. Какая-то незнакомая девица. Через секунду она поняла, что это чужой разговор. Через две секунды — что не совсем чужой. А уже через минуту пожалела о том, что вышла в сеть сегодня, и вчера, и вообще два года назад.
«Вы хотите выйти из скайпа?» — разбилось в глазах на голубые снежинки, замерзло в горле горстью ледяной крупы. Стало нечем дышать. Лина легла щекой на кристаллический планшет. Щека горела, и носу тоже было жарко. Лед из горла поднялся выше, в носоглотку. В глазах защипало. «Держи планку», — прошипела Лина и сжала зубы. Один из них от этого скололся, но было уже всё равно. В голове развернулось пышным цветом битое бутылочное стекло.
…
— Понимаешь, никто не спросил меня, хочу ли я жить. Хочу ли существовать. Они могли себе позволить меня — и хоп, родилась Лина. А если я захочу умереть? Это же катастрофа, гибель капиталовложений. Меня будут хватать за руку, тащить тягачом с того света и прибивать к этому намертво. А если мне всё это не надо? Если на деньги — наплевать?
