Ийлэ пила вино медленно. Ей следовало бы ответить, но она не представляла, какого ответа от нее ждут и ждут ли вовсе.
— Я… не думала о смерти. То есть о том, что будет после… просто жила и… выживала… и нет, думала, но как об избавлении… а оно все не шло и не шло.
Ийлэ легла рядом. На пол.
Ей никогда не позволяли лежать на полу, это некрасиво и неправильно. Неприемлемо.
В ее нынешней жизни столько всего неприемлемого, что эта мелочь уже ничего не изменит. Пол был жестким, несмотря на ковер. Ийлэ трогала ворс и до досок полированных паркетных дотянулась.
Закрыла глаза.
И замерла, когда тяжелая ладонь Райдо скользнула по спине.
— Когда началась эта война, я подумывал уже оставить службу… не совсем чтобы, но перевестись куда-нибудь поближе к столице… может, вообще в полицию пойти.
— Почему?
— Скучно было. Маленький городок. Маленький гарнизон. Одни и те же люди, одни и те же лица… и проблемы день за днем одни и те же… меня туда сослали…
— Из-за чего?
— Из-за избытка дури… но я там годы провел… карьеру сделал… командир гарнизона, чтоб его… и надоело все до невозможности. Подумал, что, быть может, старая история и забылась уже. Собирался осесть где-нибудь. Жену подыскал бы… точнее, мне бы подыскали. У матушки моей целый список подходящих невест имеется. А тут война. И я решил, что хрысь бы задрал эту тихую старость, ну и подал рапорт… отец поддержал. Он в Особый отдел пропихнуть попытался, но там, на мое счастье, решили, что им я не особо нужен. Отправили в разведку. Ийлэ… не знаю, имеет ли это значение, но… я убивал, когда нельзя было не убить. Война шла, и… нас не были рады видеть на этих землях. Мне приходилось допрашивать. И пытать приходилось тоже. И я не скажу, что совесть моя совсем уж чиста, но… я никогда никого не мучил ради забавы…
Наверное, это было уже много.
Ийлэ вновь ничего не сказала, но лишь коснулась руки. Так и лежали.
До утра.
После Перелома время полетело быстрей. И порой Ийлэ с ужасом обнаруживала, что прошел еще день… или два…
…три.
Она перестала их считать, наверное, не только она, но весь дом замер в неловком ожидании, пока не представляя, чего конкретно стоит ждать.
Весны.
Грозы, первой, которая, быть может, уже зародилась в черной утробе моря. Во всяком случае, отец говорил, что грозы рождаются именно там, на юге, где у моря особенно скверный характер. Порой он рассказывал и о побережье, и о тучах, что тянули пряжу морского тумана. И когда они насыщались, вода делалась светлой, прозрачной, а тучи чернели. Они медленно ползли по небу, добираясь до изломанной линии берега, и крылья ветряков останавливались, а корабли спешили укрыться в безопасной бухте.
Впрочем, отец утверждал, что в первые грозы безопасных бухт не оставалось.
Он скучал по морю, теперь это Ийлэ понимала отчетливо. Теперь она многое понимала отчетливо, иначе, чем прежде. И глядя на небо, еще зимнее, светлое, пыталась уловить то самое предчувствие грядущей грозы, которая подарит силу.
Райдо тоже ждал.
Он ничего не говорил и старательно притворялся, будто бы с ним все хорошо и даже замечательно, но ему не верили. От него пахло болезнью, и запах этот тревожил стаю, заставляя Гарма с удвоенной силой учить Ната. А Ната — учиться. И он сам уже наскакивал на Гарма, пытаясь хоть на ком-то согнать бессильную ярость.
Нира привыкла.
Она по-прежнему выбирала те комнаты, окна которых выходили во двор, и смотрела, уже не бледнея, почти спокойно, и лишь яркие пятна на щеках выдавали волнение.
— С ним ничего страшного не случится. — Ожидание выматывало Ийлэ, и она теперь сама искала беседы хоть с кем-то.
— Я знаю.
— Его учат и…
Она и вправду знает. И зачем говорить очевидное? Разве что затем, что Ийлэ не представляет, что еще сказать…
— Не понимаю…
— Чего?
