Нежданное тепло. И ветер с цветочным пряным ароматом. Капель. Снег, что слез старой отлинявшей шкурой. Ледяные ручьи во дворе, и лужи, и целые моря.
— Ты появилась поздней осенью. И тогда же шериф приходил… просил тебя отдать.
Весна.
И старая верба очнулась на тепло, проклюнула пушистые почки.
— Я отказался. На этом все более-менее успокоилось. А теперь вот новый круг… и это странно. Шериф опасался волнений… но, Ийлэ, если что-то и происходит, то сразу. Люди узнали о твоем возвращении. И проглотили его. Да, особого счастья они не выказали, но и камнями нас в городе забросать не пытались.
На солнце ее кожа почти прозрачна.
— За три месяца эту новость должны были обмусолить, выплюнуть и забыть о ней.
— Но они не забыли.
— Именно.
— И… что теперь?
Райдо пожал плечами, поскольку сам этот вопрос казался ему напрочь лишенным смысла:
— Ничего.
— Но… они придут снова. И будут приходить… и если ты говоришь, что им не дают успокоиться… я не понимаю почему?! Что я им всем сделала?
— Ничего.
Ее получилось поймать за руку, и Ийлэ замерла. Сжалась. А ведь уже, казалось, привыкла и к нему, и к его прикосновениям и сама порой искала их, находя в том успокоение. Она и теперь пыталась притвориться спокойной, его маленькая женщина.
Но он выздоровел.
И все снова изменилось.
— Я… я просто все время думаю. Пытаюсь понять… и не получается. Нет, вру. — Она неловко улыбнулась какой-то нарисованной натужной улыбкой, которую захотелось стереть, и Райдо не отказал себе в желании. Он провел пальцем по ее губам.
Отступила.
И отвернулась. Руку высвободила, себя обняв.
— Все у меня получается. Я сама ненавидела их… а теперь они ненавидят меня. Разве это не справедливость?
— Нет.
Странный сегодня день, уже второй раз справедливость поминают, но кривую и натужную, как эта ее улыбка.
— Ненависть и справедливость — очень разные вещи.
Райдо отвел взгляд.
Неспокойно. Когда она рядом, и когда ее нет, тоже неспокойно. Он тогда начинает думать, гадать, где она и чем занята.
И неправильные мысли.
— Им кажется, что если они убьют тебя, то вернут утраченный покой. И на какое-то время, быть может, у них получится, но это ненадолго…
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
— Расскажи. — Она снова села рядом и сама нашла его руку, взялась за большой палец, детский жест.
И жест доверия.
А Райдо не уверен, что сумеет этим доверием распорядиться правильно. Он ведь толстошкурый. И всегда таким был…
— Да… нехорошая это история. И я в ней выступаю отнюдь не героем.
…тонкий лед.
Одно неловкое слово, одно неосторожное движение…
— Сейчас мне стыдно. — Райдо наклонил голову и руку поднял, поднимая и ее ладонь. — Но тогда… однажды я влюбился.
…и не стоит рассказывать о таком.
…и если промолчит или соврет, то Ийлэ не узнает правду. Никто, кроме Предвечного огня, не знает правду…
…тогда зачем рисковать? Чего ради?
— Это плохо? — Ийлэ не по нраву тишина, и кажется, запах тех, чужих женщин, которому следовало бы исчезнуть уже, но этот запах, чужого горя и ладана, держится крепко.
— Нет, не плохо… и не хорошо… это, я думаю, как кому повезет. Мне вот не очень повезло. Я всего-навсего третий сын. Не самый сильный. Не самый умный… обыкновенный.
