Старый мир отделяла от нового совершенно отчетливая линия – граница между изначальной земной жизнью и захватчиками, которые уничтожали все, с чем только соприкасались. Так губит полевые культуры сорняк. Земля по одну сторону границы зеленела, по другую же не было иных цветов, кроме красного. Там краснота заливала все, будто кровавый поток. На востоке старый мир все еще существовал, но, перешагнув через демаркационную линию, вы словно ступали на иную планету.
– Господи Иисусе, – услышала Эмили шепот Саймона.
Неужели все это произошло всего лишь за один день? Пока Эмили спала, ела и беседовала с семьей архитектора, изменения шли в невообразимом темпе, гораздо быстрее, чем она могла предположить.
Глядя на далекое красное море, Эмили заметила в воздухе мерцающую зыбь, как раз над границей между инопланетной растительностью и травами и деревьями ее мира. Так дрожит от жары воздух над дорогой в знойный летний денек. Мерцающая завеса почти идеально совпадала с разделительной чертой, она поднималась на несколько футов вверх от земли искажающей зрение стеной. Может быть, она возникла вследствие быстрой трансформации земных растений в чужеродные? Или это признак, указывающий на наличие некой преобразующей энергии, которая неустанно меняет ландшафт?
Разглядывая открывшийся взгляду пейзаж, Эмили старалась найти среди этой красноты какой-нибудь знакомый ориентир, который все еще принадлежал Земле-матушке. Взгляд метался туда-сюда, пока наконец не зацепился за блеснувшую вдалеке озерную гладь. Если бы журналистка не была так внимательна, она, вероятнее всего, ничего бы не заметила: зеркальная поверхность воды была почти такой же красной, как отражающееся в ней небо. Но не озеро и не роща теснящихся друг к другу наполовину возведенных инопланетных деревьев, чьи хорошо различимые толстые корни, змеясь, тянулись к воде, заставили ее ухватиться за руку Саймона чуть выше локтя.
Нет, дело было в почти идеально круглой поляне сразу за озером. Там не было ни растений-пришельцев, ни земной растительности; даже на расстоянии мили или около того эту картину ни с чем нельзя было перепутать. Эмили потрясло даже не возвышающееся в центре поляны гигантское дерево, ветви которого клонились под тяжестью похожих на луковицы громадных плодов, вызвавших у Эмили такой безотчетный ужас, когда она наткнулась на них в лесу во время бегства с Манхэттена.
Нет, причина, от которой перехватило дыхание и лихорадочно забилось сердце, заключалась в том, что она увидела: от одной из луковиц осталась лишь пустая оболочка, валявшаяся теперь на земле у подножия дерева.
И что бы оттуда ни вылупилось, его нигде не было видно.
– Нужно немедленно уходить, – шепнула Эмили на ухо Саймону. То, что раньше зрело в плоде, могло прямо сейчас наблюдать за ними. Или… красться к ним.
Саймон никак не отреагировал – он просто стоял и смотрел туда, где так недавно расстилались зеленые поля и леса.
– Боже мой, – наконец сказал он, и Эмили не могла понять, что звучит в его голосе, страх или благоговение. – Честно говоря, до сих пор я не был уверен в том, что ты убедила меня, Эмили. Может быть, я просто принимал желаемое за действительное. Но это… – Он обвел рукой горизонт, а потом снова опустил ее на плечо сынишки, притянув ребенка ближе. – Просто сюрреализм какой-то.
– Красиво, правда, папочка? – сказала Рианнон, пребывая в блаженном неведении относительно того, что наблюдает гибель родного мира.
Если это дитя проживет достаточно долго, решила Эмили, оно станет одной из представителей последнего поколения, которое будет помнить, как выглядела Земля до великой трансформации.
– Фантастично! – ответил Саймон, выпуская детей. – А теперь нам надо вернуться домой, ладно?
Рука Эмили все еще лежала на сгибе локтя Саймона, и, когда дети побежали вперед, она придержала их отца. Когда Риа и Бен оказались вне пределов слышимости, но, тем не менее, все еще были прекрасно видны, она сказала:
– У нас неприятности.
– Да уж, ты меня не дурила. Ты это видела? Оно все такое… такое… чужое.
– Хорошо, я скажу по-другому. Неприятности еще серьезнее. Ты заметил за озером странное дерево?
– Конечно, – сказал Саймон, – как можно было его пропустить? Эта штука вымахала футов на восемьдесят, если не больше.
Эмили коротко напомнила ему, как наткнулась на такое же одинокое дерево с белыми плодами в лесу под Валгаллой.
– Вот ведь дерьмо какое, – сказал Саймон. – Значит, эти хрени действительно там были? Я-то грешил на какой-то обман зрения.
Эмили покачала головой.
– Только не проси меня ничего объяснять, потому что адекватных объяснений у меня все равно нет. Но, что бы ни сидело в этой луковице… это дьявол.
Эмили понимала, как нелепо звучат ее слова, однако они были правдой. Говоря «дьявол», она не имела в виду библейского персонажа, просто там, на поляне, она почувствовала какую-то невероятную концентрированную злобу. Ей никогда прежде не доводилось сталкиваться ни с чем подобным. Словно кто-то ледяным ножом ткнул в душу, навсегда оставив на ней шрам. Даже сейчас она вздрогнула от одного лишь воспоминания. Меньше всего на свете ей хотелось бы узнать, что скрывалось в молочно-белом плоде.
Глава девятая
