Блум с Глейстером, а также мисс Кавендиш, — вынести заключение о твоей вменяемости. Поэтому одним из результатов данной беседы может явиться рекомендация, что тебе пойдет на пользу лечение в психиатрической больнице. И если они так решат, то будут в полном праве привести эту рекомендацию в исполнение. Ты это понимаешь?
— Да, — сказала я.
— В таком случае имей в виду, что, невзирая на неформальный характер данной встречи, тебе не стоит воспринимать ее как чисто дружескую.
— Вы настоящий юрист? — осведомился Глейстер.
— Дипломированный.
— Покажете подтверждающие документы?
— После того, как вы покажете свои. — И Грета одарила его очередной неотразимой улыбкой.
— Джордж, хватит, — сказала Джин, которая, очевидно, знала Глейстера уже не первый день. — Продолжим.
И начался допрос.
Пока он шел, я постоянно думала о Мамочке; о годах, проведенных с ней; о том, какой она бывала доброй и как сердилась. Она меня удочерила, потому что ей выжгли яичники. Я знала — по ее рассказам, — что она взяла меня в больнице у пациентки, которой нельзя было оставить ребенка. Теперь я понимала, что это за больница. Выходит, моя биологическая мать тоже лежала там. А может, и отец. Сейчас все это не имело никакого значения. Мне было все равно. Моей настоящей матерью была и будет Мамочка. Возможно, кровь и гуще воды, но доброта на сто процентов гуще крови.
Я помню, как однажды ходила с Мамочкой на сложные роды. Роженица была уже не девочка, а мне так просто показалась женщиной в летах. У меня как раз прошли первые месячные, и Мамочка решила показать мне, что к чему. Короче, мы отправились к той женщине и обнаружили ее в таких муках, что Мамочке пришлось использовать все знания, все мастерство, потратить кучу сил и времени — мы провели там целый день и большую часть ночи, — чтобы ее вытащить. Роженица орала и стенала. И под конец, когда малюсенькое толстенькое чудо лежало у нее на груди и гукало, она сказала: «Никогда, я больше никогда на это не пойду».
«Ха, — ухмыльнулась Мамочка, — вы все так говорите». Но женщина была тверда. Она сказала, что впредь и близко не подпустит к себе своего мужичка. Не бывать этому. Сказала, что будет обороняться топором, но не позволит, чтобы такое повторилось, и нет ли у Мамочки чего-нибудь от боли. Потом она опять заплакала, и тот момент, который многим женщинам приносит радость и облегчение, стал для нее, как и для многих, подобных ей, моментом боли и печали — все потому, что в ее доме не было любви.
Мамочка дала ей очень действенный настой, и через некоторое время женщина притихла. Она посетовала с горечью: как жаль, что рядом нет ее матери, которая уже несколько лет как умерла. Что ж, Мамочка была на тот момент единственной матерью, поэтому, пока женщина баюкала свое дитя, она баюкала женщину, успокаивала и утешала, вливая ей в уши материнскую любовь. «Понимаешь, — нашептывала Мамочка, — есть что-то в нас такое, отчего мы забываем боль и начинаем все сызнова; делаем все то же самое — снова и снова. А боль отступит, я тебе обещаю».
Я помню, как изумилась тогда при виде Мамочки, баюкающей взрослую женщину. Сейчас, когда знаю намного больше, я понимаю, что сделала бы точно так же. Мамочка гладила ее по голове, говорила с ней нежно-нежно, но все это время смотрела на меня. «А когда боль и страдание отступят, вот тут-то и начнется».
— Осока, ответьте, пожалуйста, — просила Джин.
— Осока? — позвала меня Грета.
Я так ушла в себя, что не услышала вопроса.
— Вы слышите голоса?
— Я слышу голос Мамочки. Он мне помогает в тяжелые минуты.
Грета отчетливо поморщилась. Она учила меня не говорить такого, а я опять отвлеклась и забыла.
— Вы верите в волшебство? — спросил Блум.
— Вам следует определиться, что вы подразумеваете под волшебством, — сказала Грета.
Я сразу же ответила:
— Я искренне не представляю себе жизни без надежды на хоть какое-нибудь чудо.
— Вы когда-нибудь делали женщинам аборты? — спросил Глейстер.
— Какое это имеет отношение к делу? — спросила Грета. — Это выходит за рамки данной экспертизы.
— Действительно, Джордж, я вас не понимаю, — возмутилась Джин Кавендиш.
— Доктор Глейстер, не проясните ли, — спросила Грета, глядя на него поверх очков, — в каком качестве вы участвуете в данной экспертизе?
— Простите?
— Я понимаю, что доктор Блум и мисс Кавендиш находятся здесь, потому что это подведомственный им участок, но не совсем понимаю, чем вызван ваш повышенный интерес к Осоке.
