— Большинство фигур, — объяснил рассказчик, — вернее, их прототипов, либо принадлежало уже истории, либо готово было занять в ней определенное место. Однако на нас довольно сильное впечатление произвело отсутствие всякой логики в сочетании, например, галантных придворных особ и последних отбросов общества, и часто невозможно было понять, было ли случайностью или умыслом, что фигуры образовывали именно такие группы. Да, некоторые из них вызывали у нас только смех. После множества кричащих контрастов ангельское лицо одной женской фигуры в такой степени привлекло наше внимание, что мы даже не смогли смотреть на те мерзкие физиономии, в компании которых она находилась. Прообразом этой фигуры была добродетельная и тем не менее казненная по обвинению в убийстве своего отца Беатриче Ченчи, очень похожая на портрет, который мы видели ранее в Риме. Если судить по чертам ее лица, еще никогда правосудие не совершало такого страшного злодеяния, как ее казнь.
— Все же, — сказал я с напускной серьезностью моему спутнику, — что-то есть в распространенном суеверии, что между душами людей, умерших насильственной смертью, и их земными изображениями существует некая симпатическая связь. И не кажется ли тебе, что несмотря на искреннее желание увидеть изображение ожившим, если бы это произошло, то привело бы наблюдателя в неописуемый ужас?
— Очень может быть, — ответил мой товарищ.
— Смотри, — продолжал я, — смотри, у нее вроде двигаются губы!
— Нет, нет, — возразил он, — до такой степени в призраков я все же не верю. Могу даже, если хочешь, взять сейчас за руку это милое изваяние.
— Не пытайся этого делать, мой дорогой! Пожатие этих восковых пальцев может потрясти тебя до глубины души и оставить след на всю жизнь.
— Не думаю, — опять возразил мой приятель. — Когда смотришь на это благородное лицо, то веришь, что оно может быть враждебно только злым силам!
На какое-то мгновение я непроизвольно оглянулся на звук, раздавшийся поблизости, а уже в следующее мгновение я услышал, как мой товарищ упал на пол, и бросился к нему. Его падение привлекло всеобщее внимание; все, кто были в зале, устремились к нам. Мой спутник потерял сознание, и тревога за него была тем больше из-за того, что я чувствовал себя виноватым, пошутив с ним таким жестоким образом. Ведь лежавшая рядом с ним отломанная рука восковой Беатриче Ченчи однозначно указывала на причину его падения.
Когда мой товарищ открыл глаза, то сразу же закрыл их снова и попросил вынести его из зала.
Лишь на следующее утро он рассказал мне, как он взялся за руку фигуры и действительно, как ему показалось, ощутил пожатие холодных восковых пальцев…
— Ох, — сказала Илари, когда Константин закончил свой рассказ, — ну уж, благодарю покорно за все ваши восковые фигуры.
— Помилуйте, дорогая Илари, — улыбаясь, проговорил Гидо, — хороши же мы будем герои и героини, если нас можно привести в замешательство одним таким рассказом. Ведь, думаю, ни у кого из нас сегодня не возбуждено воображение до такой степени, чтобы опасаться подобного происшествия.
Его взгляд говорил достаточно ясно, что ирония, растянувшая его губы в улыбку, была адресована Константину. Илари еще пыталась упорно возражать против посещения музея, но когда ничего не помогло, она решила все же пойти вместе со всеми.
Как уже упоминалось, был довольно поздний час. Общество прибыло к занятому музеем зданию, которое довольно причудливо вырисовывалось на фоне вечернего неба. Парадная была еще не заперта, и вся компания вошла в ротондообразный вестибюль. Перед лестницей, ведущей в верхние выставочные залы, стояла поразительно правдоподобная восковая фигура портье, жестом приглашавшая гостей пройти наверх. Добравшись до первой лестничной площадки, Илари издала громкий крик, а остальные, включая Константина и Гидо, остановились как вкопанные. Сверху к ним спускался не кто иной, как живой двойник стоявшей внизу на своем посту восковой фигуры. Однако им оказался владелец музея, который мог бы гордиться этим поразительным сходством, хотя бы из-за вызванного жутким эффектом замешательства. Константин обменялся с ним несколькими словами, и тот выразил готовность ознакомить неожиданных поздних посетителей со своим удивительным царством. В то время как эта экскурсия, носившая скорее частный характер, медленно двинулась по залам, Гидо не стал слушать довольно занимательные и зачастую безбожно перевранные сведения об исторических личностях и поспешил вперед, рассматривая преимущественно те фигуры, физиономии которых его привлекали, так что вскоре он окончательно потерял всех из виду.
Настороженность Илари и ее испуг, когда позади нее что-нибудь двигалось, давали остальным обильную пищу для веселья, в котором в конце концов стала принимать участие и она сама. Однако держаться во время экскурсии она все же предпочитала в середине компании, чтобы не оказаться каким-то образом одной.
— Я хотела бы знать, — прошептала она, — можно ли тут взяться за руку какой-нибудь фигуры, не опасаясь чего-либо?
— Я ни за что не ручаюсь! — намеренно таинственно сказал Константин.
Через некоторое время можно было увидеть, как она осторожно трогала за одежду то одну, то другую восковую фигуру, что выходило очень забавно и доставляло наблюдавшим большое удовольствие.
Тем временем они забыли о Гидо и весьма удивились, когда увидели его стоявшим в последнем зале. Он казался полностью отрешенным от действительности, поскольку вначале совсем не заметил их появления. Как завороженный, Гидо смотрел, не отрывая глаз, на лицо женской фигуры, восковой копии дамы, относившейся, судя по осанке и одежде, к образованным слоям общества. И действительно, черты ее лица отличались редкой одухотворенностью, в ее глазах светилась кротость, проникавшая в глубину души.
