накануне вечером после непродолжительной болезни умерла ее лучшая подруга, с которой они жили в одной комнате. Теперь она хотела принести цветов, чтобы сплести траурный венок. Слезы текли из ее глаз; а над нами было голубое небо, рядом благоухала и покачивалась на весеннем ветерке цветущая сирень, в высоте пели жаворонки. Меня раздирали противоречивые чувства: сострадание, печаль и страстная любовь. «Бедная Ева!» — проговорил я и, не знаю, как это получилось, обнял ее за плечи. «Бедная Ева!» — это все, что мне пришло тогда в голову. И чтобы хоть что-то сказать — настолько глуп бывает человек в такие моменты, — я прошептал: «Ты знаешь, что у тебя разорвалась вуаль?» Смущение наше было обоюдным. Ева невольно взялась за вуаль и посмотрела на надорванный кусок. Как бы машинально она оторвала его совсем. Тут у меня мелькнула мысль: «Ева, подари мне этот кусок вуали!» Она отдала его мне, ничего не сказав при этом. Издали послышались шаги женщины из оранжереи. «Прощай», — проговорил я тихо и незамеченным успел добежать до ворот.
С того дня я знал, что полюбил ее больше жизни. Вот мы говорили тут о вечном блаженстве. Но теперь я понимаю, что без Евы я его представить более не могу.
И здесь впервые с того момента, как он заговорил, его голос дрогнул. Затем он собрался с мыслями и сказал:
— Но с того дня я знал также, что и Ева любит меня. Любит не как сестра, нет! А так, как полюбил ее я, — навсегда и бесповоротно. Она мне этого никогда не говорила. Да и какая девушка скажет такое!.. А потом, судите сами, разве не было это понятно хотя бы по тому, как она подарила мне вуаль — сразу, не раздумывая и не колеблясь! Здесь я в себе полностью уверен, такое чувствуют сердцем. Я твердо убежден, что мы принадлежим друг другу!
Однажды при расставании матушка сказала мне: «Мой дорогой мальчик, где есть одно доброе сердце, к нему найдется и второе». Это было ее напутствием… В качестве талисмана я носил с собой небольшой кожаный мешочек с локоном волос Евы и кисточку со шляпы моего отца. В этот мешочек я положил также кусок ее голубой вуали. С тех пор я никогда не расстаюсь с ним и берегу как зеницу ока. И я привык время от времени класть руку на грудь, чтобы удостовериться, на месте ли он. Многие, в том числе и вы, господин доктор, уверены, что я из франтовства все время поправляю галстук, не правда ли?
Как бы упреждая мои возражения, мой гость слегка поднял руку, но прежде чем я успел ответить, он уже продолжал:
— Когда я отслужил год воинской повинности, я вернулся сюда, домой. Несмотря на то, что матушка не советовала мне этого делать, я обратился к своему отчиму с просьбой отдать мне Еву в жены. Старик сделал большие глаза: «Кто-нибудь слышал, чтобы сводные брат и сестра женились друг на друге?»
Я стал возражать, что меня и Еву, собственно говоря, не связывает никакое кровное родство. Тут он вспылил. Для меня, мол, самое главное подцепить богатую невесту. У него в отношении Евы совсем другие планы, она заслуживает мужа получше. Что я мог возразить против этого? Старик был упрям и из той породы людей, которые, к сожалению, не могут иначе, как приписывать всем и всегда только низменные и корыстные побуждения. После того как не помогли настоятельные просьбы, я решил запастись терпением. Мы оба были еще молоды и могли подождать. Ева в то время редко бывала дома и подолгу гостила у родственников и подруг по пансиону. Я тоже часто неделями был в разъездах, которые предпринимались для обеспечения гостиницы и нашего большого винного погреба. Так прошли годы.
И вот сегодня я возвратился утренним поездом после многонедельного отсутствия. Виноград в этом году завязался хорошо и обещает отличный урожай. Учитывая такие перспективы, тот, у кого есть деньги, может закупать вино помногу и дешево у небольших производителей, которые стремятся сейчас освободить свои погреба и бочки для нового урожая. Я в этот раз заключил выгодные сделки и был в хорошем настроении. У меня на душе было такое чувство, знаете ли, какое иногда возникает вроде бы безо всяких на то причин, будто мне должно было повстречаться сегодня большое счастье. Может быть, думал я, старик будет доволен твоими удачными сделками и даст наконец согласие… Я вхожу в комнату, и кто же стоит передо мной?
Ему стало трудно владеть голосом, но он взял себя в руки.
— Короче говоря, — сказал он, — это были Ева и ротмистр, которого вы, вероятно, помните по былым временам. И обоих представляют мне как жениха и невесту… О ротмистре ничего не могу сказать, он был таким, каким ему и подобало быть: сияющим и счастливым, в чем не было ничего удивительного. Матушка с тихой тревогой смотрела на меня. Сама же Ева была проста и естественна, как настоящая сестра. Однако я вынужден был напрячь все мои силы, чтобы хотя бы сохранять более или менее смиренный вид. Нет, более того! Я должен был принимать живое участие в семейном торжестве. До середины дня я еще продержался. Но после совместного праздничного обеда почувствовал, что силы оставляют меня. Конечно, тянуло к матери. Но зачем было расстраивать ее еще больше?
В конце концов я сделал так, как я делал раньше, когда мне становилось невмоготу. Я убежал в лес и нашел там для себя укромный уголок. Но на этот раз… Только когда я лежал там, вверху, среди деревьев на опушке леса, как раз над кладбищем, расположенным у склона горы, мне впервые стало совершенно ясно, что я навсегда потерял Еву. И тут я вдруг понял, почему все так получилось. Ева была принесена в жертву, хладнокровно принесена в жертву своим отцом. Дела в гостинице уже в течение ряда лет идут отнюдь не в гору. Два новых больших постоялых двора прямо рядом с пароходной пристанью составляют ей серьезную конкуренцию. Наиболее выгодными и надежными клиентами являются большие охотничьи компании, которые, как вы знаете, уже с давних пор останавливаются здесь у нас в течение всего охотничьего сезона. Без них мы вряд ли бы смогли продержаться. Однако ротмистр как раз тот человек, который организовывал эти компании. Он, собственно говоря, их душа; если перестанет приезжать он, его примеру последуют все остальные. И теперь вы, как и я в свое время, поймете, почему отчим не сказал «нет» и не мог сказать «нет», даже если бы этого хотел, когда ротмистр
