симпатичной квартирке в прекрасном районе города, завела себе великолепные платья, изысканно ела и пила в обществе незнакомца, который стал ее ежедневным гостем, и принимала участие во всех публичных увеселениях, которые предлагала столица. Лишь на Аурелии это улучшение положения ее матери, достигнутое, по-видимому, благодаря незнакомцу, никак не отразилось. Она по-прежнему оставалась в своей комнате, когда баронесса с незнакомцем отправлялась развлекаться, а так же, как и прежде, бедно одевалась. Незнакомец, несмотря ка то, что ему, видимо, было около сорока лет, обладал свежей, юношеской внешностью, имел стройную красивую фигуру, и лицо его можно было назвать по-мужски красивым. Невзирая на это, он был противен Аурелии, так как его поведение, хотя он и старался показать благородные манеры, было неуклюжим, вульгарным, плебейским. Взгляды, которые он начал бросать на Аурелию, наполняли ее неясным страхом и даже отвращением, причины которых она не могла объяснить.
Сначала баронесса не затрудняла себя тем, чтобы рассказать Аурелии что-нибудь о незнакомце. Но как-то раз она назвала его имя, добавив, что барон очень богат и является их отдаленным родственником. Она хвалила его фигуру, другие достоинства и в конце разговора спросила Аурелию, нравится ли он ей. Аурелия не стала скрывать того внутреннего отвращения, какое она испытывала к незнакомцу, но баронесса, смерив ее взглядом, от которого Аурелия пришла в ужас, обозвала ее глупой и ограниченной. Однако вскоре после этого баронесса стала относиться к Аурелии как никогда ласково. Она получила новые красивые платья, богатые шляпки различных фасонов, ей позволяли принимать участие в различных увеселениях. Незнакомец начал добиваться благосклонности Аурелии такими способами, что стал в ее глазах еще более отвратительным. Но особенно нестерпимое оскорбление ее нежным девичьим чувствам было нанесено тогда, когда она оказалась тайной свидетельницей возмутительно-непристойной сцены между незнакомцем и ее порочной матерью. И когда несколько дней спустя незнакомец в полупьяном состоянии попытался обнять ее так, что не оставалось сомнения в гнусности его намерений, отчаяние придало ей неженскую силу, и она так оттолкнула незнакомца, что он упал на спину. А Аурелия убежала в свою комнату и закрылась там. После этого баронесса заявила Аурелии без обиняков, что, поскольку незнакомец претендует на все их имущество, а она совсем не собирается возвращаться к прежней убогой жизни, всякое глупое жеманство сейчас излишне и неуместно; Аурелия должна подчиниться воле незнакомца, в противном случае он угрожает бросить их на произвол судьбы. Не обращая внимания на мольбу и горестные слезы Аурелии, старая баронесса с громким циничным смехом начала говорить о связи, которая якобы откроет ей все радости жизни, в такой оскорбительной, глумливо попиравшей всякое нравственное чувство манере, что Аурелия пришла в ужас. Она поняла, что пропала, и единственным средством спасения ей представлялось бегство.
Аурелия сумела раздобыть ключ от дома, собрала те немногие вещи, без которых нельзя было обойтись, и после полуночи, когда, как она предполагала, мать ее крепко спала, вышла из своей комнаты и стала пробираться по тускло освещенной прихожей. Она уже хотела тихонько выскользнуть из дому, как внезапно входная дверь с треском распахнулась и по лестнице загремели шаги. В прихожую стремительно ворвалась баронесса и тут же упала; она была одета в скверное простое грязное платье, плечи и руки ее были обнажены, растрепанные седые волосы — в полном беспорядке. Сразу вслед за ней влетел незнакомец и с громким криком: «Ну, погоди, проклятая ведьма! Я покажу тебе свадебный пир!», схватил баронессу за волосы, поволок в комнату и стал жестоко избивать толстой палкой, с которой он никогда не расставался. Баронесса пронзительно закричала от страха, а Аурелия, едва владея собой, высунулась в окно и громко позвала на помощь. Случилось так, что как раз в это время по улице проходил вооруженный полицейский патруль. Полицейские ворвались в дом. «Хватайте его, арестуйте! Посмотрите на его спину! Это…» Как только баронесса назвала имя, сержант полиции, который командовал патрулем, радостно воскликнул: «Ого-го, наконец-то, дьявол, ты нам попался!» С тем они схватили незнакомца и поволокли его, несмотря на отчаянное сопротивление последнего.
Происшедшее не помешало, однако, баронессе разгадать намерение Аурелии. Но она ограничилась тем, что грубо взяла ее за руку, затолкнула в комнату и заперла, не сказав ни слова. На другой день баронесса ушла и вернулась только поздно вечером, в то время как Аурелия, заточенная, как в тюрьме, в своей комнате, целый день провела в одиночестве, лишенная воды и пищи. Так продолжалось много дней. Часто баронесса смотрела на нее сверкающими от гнева глазами, пока однажды, прочитав какие-то письма, содержание которых, казалось, ее обрадовало, она не сказала: «Упрямое создание! Ты во всем виновата. Ну да ладно, бог с тобой. Я не хочу, чтобы тебя постигло то ужасное наказание, которое предопределено тебе злым роком». После этого баронесса снова стала дружелюбнее, а Аурелия, избавившись от притязаний отвратительного ей незнакомца, перестала думать о побеге и вновь обрела свободу действий.
Прошло время, и однажды, когда Аурелия одиноко сидела в своей комнате, за окном поднялся какой-то шум. В комнату вбежала горничная и сообщила, что по улице везут из N сына палача, которого за убийство и грабеж там заклеймили и направили в тюрьму, но он на этапе сбежал. Охваченная недобрым предчувствием, Аурелия бросилась к окну: она не обманулась — это был незнакомец; его, прикованного к тюремной повозке и окруженного стражей, как раз провозили мимо. Аурелия почти без чувств упала в кресло, когда заметила устремленный на нее звериный взгляд незнакомца и увидела его угрожающе поднятый кулак.
Баронесса по-прежнему часто бывала вне дома. Однако Аурелию она никогда не брала с собой. И та проводила время в грустных размышлениях о своей судьбе, о тех неожиданных опасностях, которые могут ее подстерегать. От горничной, которая, кстати говоря, появилась в доме уже после известного ночного происшествия и которой, конечно, рассказали о том, что баронесса находилась в близких отношениях с тем преступником, Аурелия узнала: в столичных кругах весьма сочувствовали госпоже баронессе из-за того, что она таким коварным образом была обманута этим проходимцем. Однако Аурелия знала, что дело обстояло совсем иначе; невозможно было представить, что по крайней мере полицейские, которые схватили этого человека в доме баронессы, не догадались о ее близком знакомстве с сыном палача, коль она назвала его имя и указала на примету преступника — клеймо на спине. К тому
