смерти стало жалко той жизни, которая у них была.
На станции все было ясно и понятно. Была определенность, было какое-то будущее. А теперь все вдруг стало пугающим и неясным. Все стало чужим, белым и стерильным. Будто попали они с Федором в западню и никак не могут выбраться.
– Мы вернемся, – тихо проговорил Федор, – мы вернемся, мартышка. И все будет хорошо. Ты мне веришь?
– Конечно. Я тебе верю. А знаешь, близнецы бы небось разобрались с Иминуей быстрее тебя, между прочим.
– Да, они толковые парни. Может, и разобрались бы. Я помню их немного с того времени, как мы были детьми. Они постоянно разбирали каких-то роботов. Как ни увижу их – так сидят вместе и что-то крутят. Лон, их нянька, ругался постоянно. Ворчал: «Опять вы, непослушные дети, разобрали этого хорошего садовника. У него же острые ножницы, вы могли пораниться. Зачем вы это делаете?» – Федор ловко передразнил озабоченный низкий голос робота класса «лон» и скорчил строгую рожу.
– Их лону приходилось крутиться, чтобы усмотреть сразу за двумя, да еще такими.
– Надеюсь, Тошка и Егор благополучно вернулись на станцию. – Федор вздохнул. – Хочу, по крайней мере, так думать. Мы ведь не видели точно, что они вернулись.
Таис даже приподнялась от неожиданности. Конечно, она и думать не думала о том, вернулись ли ребята.
– Ты полагаешь, они могли…
– Я верю, что они вернулись, – решительно заявил Федор. – Иначе это будет моей чудовищной ошибкой. Иначе это я буду виноват в их гибели. И тогда Иминуя окажется права. Мы допускаем ошибки, за которые приходится расплачиваться.
– Да слушай ты больше эту дуру! – возмутилась Таис, села рядом с Федором, торопливыми движениями заплела волосы в две косы, всмотрелась в задумчивое лицо друга и твердо сказала: – Она же специально хотела нас запутать. Фигня все то, что она говорила.
– А мне вот думается, что доля истины в ее словах есть. Так бывает, когда на тебе лежит груз ответственности за других. За мои ошибки расплачиваешься ты, например. Это же из-за меня мы оказались на крейсере.
– Из-за тебя, согласна. Потому что ты не стал меня слушать. А если бы послушал…
– Если бы послушал, сидели бы сейчас на станции, и нам было бы хорошо и уютно. И наши все были бы рядом. Правильно?
Таис только кивнула. Говорить больше не хотелось, потому что глаза вдруг предательски защипало от одной только мысли, что они могут вовсе не вернуться к друзьям.
А как бы она обрадовалась даже той же Эмме! Как бы была рада услышать привычный шум Второго уровня – крики детей, смех и болтовню, а также ворчливые наставления роботов. И спокойный, неторопливый бас Мартина, отдающего распоряжения другим роботам.
Вся ее жизнь была связана со станцией, все ее истоки остались там. Все те, кто был дорог до боли, до слез и до глубокого отчаянья, – все лучшие друзья и подруги, единственные дорогие и знакомые люди во всей Вселенной. Кроме Федора. Хотя Федор был дороже всех.
И Таис устроилась у него на плече, поцеловала в щеку и тихо проговорила:
– Хорошо, что ты со мной. Если бы пришлось расстаться, я бы умерла от горя.
– Я бы тоже, – мрачно согласился Федор.
Какое-то время оба молчали, после Таис снова заговорила.
– Близнецы на самом деле молодцы. Жаль, что раньше я их почти не знала. Раз они умеют разбирать роботов, значит, у них есть власть над роботами. И всегда была. То, чего не имели мы в детстве. Когда я была маленькой, я должна была делать только то, что велели роботы, думать правильно, говорить правильно. Закон зубрить и соблюдать. А толку от этого Закона не было никакого вообще. Какой смысл выполнять бестолковые правила? Роботы управляли нами, а близнецы умели разбирать роботов.
– Я тоже всегда умел их разбирать. И Колючий умел. Мы выжили именно поэтому, Тай. И хочу тебе сказать, что, несмотря на всю твою нелюбовь к двенадцатым и пятнадцатым, они многому нас научили. Мои знания от роботов.
– Ну и что? – не совсем логично ответила Таис. – Все равно я терпеть не могу ни роботов, ни фриков.
Глава 12
Эмма. Сражение с каракатицами
Когда Эмма и Коля были маленькими и жили в одной каюте, большинство проказ придумывал Коля. Изредка Эмма присоединялась к его задумкам – это когда делали собаку-робота или пробовали создать мультфильм. Но основные свои фокусы Колька проворачивал сам.
И всегда брал на себя ответственность. То есть виноват бывал только он, он один. Как-то раз Эмма, играя в детском парке, умудрилась заехать мячом в голограмму с правилами, висевшую в центре Главной площади, – такую темную панель с золотистыми буквами. Святая святых Второго уровня.
Играть в мяч рядом с панелью было запрещено, и Эмма не играла, она и помыслить не могла о том, чтобы специально нарушать правила. Мяч укатился случайно – ярко-желтый, с бледными зелеными и красными пятнами. Пришлось его догонять. Эмма припустила следом, перескакивая через горшки с растениями и перелезая через скамейки. Ей казалось, что бестолковый мячик вот-вот остановится и окажется у нее в руках. Но выпуклые бока все крутились
