преобразовались в шумную толпу подростков. Предполагалось, что диджеем будет Миша Кэшлоу, один из самых молодых и перспективных сотрудников СОСИСки, но Майкл неожиданно взял несколько дней в счет отпуска и исчез в неизвестном направлении. Поэтому вечер вела секретарша Тафанаила, Аллочка. Она не очень хорошо разбиралась в современной музыке, но неожиданно ей стала помогать Клеменси. Кле отчаянно путала слова, переходила с одного языка на другой, а в крайних случаях изъяснялась жестами. Большей половины того, что она вещала, никто не понял, но хохотала она заразительно, песенки ставила впопад, под общее настроение, и все равно все было здорово. К часу ночи, когда аккумуляторы роботов начали один за другим разряжаться, уставшие ученики доплелись до своих комнат и тоже вырубились. Только одному Ризу никак не спалось. Он думал о том, как же несправедливо все-таки устроен мир. Кроме того, у него гудели ноги. С непривычки. От обыкновенных танцев, ну надо же!
Фредерико Мене и Тафанаил Казбеков беседовали очень долго. О чем они говорили и какие вопросы решали, никто не знал. То есть никто, кроме ангелов. Изредка из-за закрытых дверей доносились фразы типа «это убьет его» и «ладно, еще три процента – и договорились». Наконец они вышли из кабинета Тафанаила и отправились в учительскую. В учительской стоял гвалт.
– Нет, вы только посмотрите, что понаписали эти паразиты! – возмущался Джереми Лермонтов, размахивая списками уроков, которые пожелали изучать распоясавшиеся подростки.
Сильвия читала вслух со свеженькой распечатки:
– «Дизайн, живопись, оккультизм, гипноз, чайники…» Чайники?
– А еще парашюты, батут, хоккей, спелеология и боевые ракеты, – вздыхал Лермонтов. – Они все над нами просто издеваются!
Сильвия просмотрела списки еще раз:
– Ну, нет, Джереми, далеко не все! Вот, например, вполне разумный набор предметов: алгебра, геометрия, физика, оперативное хрюканье.
– Вполне разумный, – согласился Джереми. – Особенно если учесть, что я составлял его сам лично.
Сильвия подняла на него глаза, выражающие полное непонимание.
– Этот список я сочинял для Вари-2, – пояснил Лермонтов. – За основу взял стандартный школьный курс.
Сильвия опять уткнулась в распечатки. В «учительскую» вошли Тафанаил, Лап, Фредерико и еще несколько сотрудников, которые должны были изображать маститых педагогов в новоиспеченной школе.
– А вот еще вполне нормальный список, – сказала Сильвия.
Лермонтов заглянул в листик, который она держала в руках.
– Это Клюшкин, – признался Джереми.
– Неужели?!
Сильвия прочла список внимательно.
– Очень странно! – произнесла она наконец. – Ни одного предмета, касающегося его хобби!
– Ничего странного. Дюшка сказал мне, что он собирается поменять хобби и заняться своим здоровьем. Так что никаких лепок, мозаик и прочего! – объявил Фредерико Мене. – Бег, плавание, теннис… Побольше нагрузок. Это ему не повредит.
Все разом замолчали и с непониманием уставились на Менса.
– Мы решили поменять тактику, – холодно и невозмутимо произнес Мене. – Теперь, когда объект Клю находится под нашим полным контролем, мы впервые имеем возможность изучить его с разных сторон. Испытать.
– Я тебя просто не узнаю, Фред! – не удержалась Сильвия. – Пребывание в школе должно стать для Андрея сплошным праздником! Надо беречь нервы ребенка! О каких нагрузках ты говоришь?
– Прошу не забывать, – вступился вдруг за Мейса Тафанаил Казбеков, – что у нас все-таки исследовательский институт. Нам надо провести опыты, чтобы узнать, каков предел возможностей обыкновенного человека. Поэтому ваш супруг абсолютно прав. Тренировки, уроки и опять тренировки! А лепка с рисованием – это не тема для серьезного исследования.
– Позвольте, а как же я? – взвыл пожилой манерный дядечка в бархатном балахоне.
Это был единственный приглашенный в институт посторонний преподаватель. Его выписали специально для обучения Клюшкина лепке, живописи и ювелирному делу.
– У меня контракт! – возмущенно вопил он. – И я не собираюсь сдаваться без боя!
– Хорошо, Лев Иванович, вы будете преподавать живопись и дизайн одной из девочек! – раздраженно перебил его Мене. – Там есть такая, которая вроде хочет рисовать.
– Преподавать одной девочке? – возмутился Лев Иванович. – Торчать в вашем долбаном секретном институте пять лет и преподавать одной девочке, которая, может, и карандаша в руках держать не умеет?
Тут у Фредерико зазвонил телефон. Он хотел было сбросить звонок, но, глянув на экран, поднес трубку к уху. Пока Мене болтал с кем-то, выйдя в коридор, преподаватель живописи дошел до истерики. Тафанаил Казбеков тщетно пытался его угомонить. А остальные даже не пытались.
Мене вошел, извинился, деловито кивнул Казбекову и успокоенно скользнул взглядом по всем присутствующим. Только что Фредерико Мене получил
