врата с надписью «Оставь надежду, всяк сюда входящий», – и решительно шагнул под их пылающий свод.
Отлично получилось. Во-первых, отвел душу. А во-вторых, в Хумгате я прежде никогда не хохотал. Даже не подозревал о такой возможности.
Да и с мороженым я там тоже до сих пор не ходил.
Тем не менее, все у нас получилось. И пришли мы в итоге не в какой-нибудь мистический заповедник бешеных четырехголовых пингвинов, а просто ко мне домой.
«Хочешь мороженого? – спросил я. И тоном коварного соблазнителя добавил: – Из другого Мира?»
«Ты сейчас где?» – поинтересовался сэр Шурф.
Ну, по крайней мере, не «где ты был все эти годы?» Значит, со временем возвращения я не особо промазал. Хотя после этой дурацкой ярмарки не удивился бы уже ничему.
«У себя на крыше, – ответил я. – С добычей. Причем учти, мороженое – это далеко не самое интересное. Приходи, не пожалеешь».
«Главное чтобы ты об этом не пожалел, – угрожающе сказал мой друг. И после короткой, но зловещей паузы добавил: – Надеюсь, ты сообщил о своем возвращении коллегам? Они уже два часа с ума сходят, пытаясь понять, куда ты исчез».
«Целых два часа? Обидно. Плакали мои планы спокойно поужинать. Но делить добычу все равно приходи».
«Это событие относится к числу не просто вероятных, а совершенно неизбежных», – заверил меня Шурф.
– А мне уже можно открыть глаза? – спросил Карвен.
Надо же какой дисциплинированный. Все это время, оказывается, так и сидел зажмурившись.
– Открывай, – разрешил я.
После чего сразу последовало неизбежное: «Ух ты!» – обычная реакция всякого нормального человека на вид с моей крыши. Никакие ярмарки в иных мирах этот пейзаж не затмят.
Пока он восхищался, я послал зов Кофе и сообщил благую весть: я существую. Причем делаю это настолько интенсивно, что самое время посылать зов в «Обжору». Правда, к тому моменту, как я доберусь до Управления, доставленные для меня пироги вполне могут остыть и даже зачерстветь, но холодный пирог – это все-таки далеко не так ужасно, как его полное отсутствие.
Для смертельно усталого человека, недолюбливающего Безмолвную Речь, сэр Кофа Йох – лучший собеседник в Мире. Он не задает вопросов, не выпытывает подробностей, не пытается рассказать все свежие новости сразу и даже не требует немедленно бросать все на свете и мчаться в Дом у Моста, где без меня все давным-давно пропало. А просто говорит: «Отлично, что ты объявился. Сейчас всех обрадую. Как сможешь, сразу приходи».
– А заклинание очень крутое! – неожиданно сказал Карвен. – Наверное действительно нечестно было его на меня тратить. Но я ужасно рад, что мне так повезло.
Я чуть было не спросил: «Какое заклинание?» – но вовремя спохватился. Как же, как же, древний Магистр Оймама Джумбабах и его ослепительная харымурда всевластия. Сказки мне надо сочинять, а не все вот это вот, непостижимое и неопределенное.
– У меня такое ощущение, что оно не только Шиморину ворожбу отменило, а вообще все плохое, что со мной успело случиться, – добавил Карвен. – Я даже виноватым себя больше не чувствую. Как будто боялся и делал глупости кто-то другой. Умом понимаю, что на самом деле я, но как-то в это не особо верю.
Совершенно чудовищный все-таки мальчишка. Могущественный, как целая банда ополоумевших древних колдунов и при этом настолько доверчивый, что из дома на улицу страшно выпускать – мало ли каких глупостей там наслушается. И немедленно воплотит.
Я впрочем и не собирался выпускать его ни на какую улицу. Хватит. Нагулялся уже.
Но вслух я, конечно, сказал совсем другое:
– Ну а как ты думал. Чувство вины сродни смертельному заклятию, просто обычно мы накладываем его на себя сами, вот и вся разница. Неудивительно, что Великое Заклинание Джумбабаха уничтожило и вину.
– Что за великое заклинание? – спросил сэр Шурф.
Он возник из ниоткуда – в черном лоохи, наспех наброшенном поверх магистерской мантии, с чрезвычайно суровым лицом и кувшином камры. Видимо решил наглядно продемонстрировать, как глупо исчезать из Мира, в котором камру для твоего лучшего друга варит самый умелый из ныне живущих поваров.
– Об этом тебе лучше ничего не знать, поверь, – сказал я. – Целее будешь.
К счастью, Шурф пропустил мои слова мимо ушей. Он уставился на Карвена и некоторое время рассматривал его с характерным интересом коллекционера, внезапно обнаружившего в соседском сарае редчайшую ночную вазу времен Ульвиара Безликого. Наконец адресовал мне вопросительный взгляд. Дескать, где теперь такое дают?
– Это моя добыча, – сказал я. – Его зовут Карвен, и ужасней нет никого в этом Мире.
А потом перешел на Безмолвную речь и добавил: «Помнишь, каким я был, когда только поселился в Ехо? Первые пару лет?»
«Было бы странно, если бы я забыл. От таких воспоминаний никакие кристаллы забвения не спасут».
