веселая игра, в которую всякое стоящее дело любит играть с человеком, только и всего.
Зная себя, я ни на минуту не сомневаюсь, что был обязан этим восхитительным оптимизмом исключительно рыжей незнакомке, чье присутствие действовало на меня, как Джубатыкская пьянь на портового нищего – еще даже глотка не сделал, только бутылку в руке зажал, а жизнь уже кажется доброй сказкой. Это как же, интересно, она сама себя чувствует, если так воздействует на других? Здорово, наверное, родиться на Темной Стороне.
– Не жалуюсь, – подтвердила она, отвечая на мои мысли. – Предложили бы мне сейчас заново судьбу выбирать, снова взяла бы свою, не задумываясь. Ничего не стала бы менять. Было время, я досадовала, что мама не отвела меня сюда за руку, как только я научилась ходить. И даже на словах ни разу не объяснила, чем я отличаюсь от других детей. Призналась во всем только после того, как я добралась до Темной Стороны без ее помощи. Да и то не мне, а другому человеку. И уже от него эту историю наконец-то узнала я.
– Но зачем такая секретность?
– Отец очень рассердился на мамину выходку. Потом простил, конечно, но взял с нее клятву ничего мне не рассказывать, чтобы с ума прежде времени не свести. А вскоре погиб, и клятва из временного обязательства превратилась в нерушимое, отменить-то ее уже было некому. Не знаю, чем они оба думали, когда решили все от меня скрывать, но явно не своими светлыми головами. Столько драгоценного времени ушло у меня на дурную маету! Но оказалось, все к лучшему, даже это. Тосковать среди людей, ощущая себя чужой, считать свое естественное состояние особой, лишенной запаха формой безумия, научиться более-менее успешно скрывать его от окружающих, а со временем даже начать извлекать из него пользу и удовольствие – отличная школа. Теперь меня ничем не проймешь. А с моей тягой к приключениям и умением находить их даже на пустом месте это довольно важно – чтобы меня нельзя было пронять. Потому что твердость духа и неукротимость воли – единственное, на что можно опереться перед лицом полной неизвестности, не обманывая себя. Ты, впрочем, и сам это знаешь. Не возражай, очень хорошо знаешь. А что не каждый день готов это всерьез обдумывать, так оно даже и неплохо. Легкомыслие – отличный способ сохранить рассудок более-менее годным к употреблению. Пожалуй, не самый лучший, но один из.
– А какой самый лучший?
– Точно не знаю, но наверное все-таки любопытство, – улыбнулась она. – Рассудок, видишь ли, совершенно необходим для качественного усвоения полученных знаний. Хочешь, не хочешь, а куда деваться, сохранишь, как миленький!
Легонько щелкнула меня по лбу, видимо желая точно обозначить место обитания рассудка, и внезапно сменив беззаботный тон на деловитый, спросила:
– Кстати о любопытстве, а почему ты сюда пришел? Я имею в виду, на это самое место. Просто гулял по Темной Стороне и вдруг почуял неладное? Или в Ехо на улице Веселых Дверей что-то такое творится, что ты нарочно прибежал проверять?
– Мрачных.
– Ты о чем?
– Двери – мрачные. Улица так называется – Мрачных Дверей.
– Ну надо же. При мне были Веселые. Интересно, кто это их так переименовал? И зачем?
– Понятия не имею. Но в свете последних событий похоже на зловещее пророчество. Там магия исчезла. В смысле, не работает, хоть убейся. Даже я ничего не могу сделать, хотя, скажем, в Куманском Халифате когда-то отлично колдовал, невзирая на расстояние от Сердца Мира. То есть, если даже я не могу, это совсем кранты.
– Вот как! – воскликнула она. – Да, это кое-что объясняет… А только Очевидная не работает, или вообще любая, как в Холоми?
– Очевидная. Темным Путем оттуда уйти можно, по крайней мере, пока. Что касается всех остальных магических традиций, я не сообразил проверить, да и не смыслю в них ни хрена. Ну, правда, знаю, кого попросить…
– Проверь, если тебя это развлечет. Впрочем, главное ты уже знаешь: из этого места ушла сила Сердца Мира, но связь с остальной реальностью не оборвана, как, например, происходит в Холоми, иначе ты бы оттуда Темным Путем далеко не убежал.
– И что делать с этим ужасом?
– Для начала – перестань считать его «ужасом». Это просто неприятность. Большая неприятность, но не более того.
– А по-моему, чистый ужас, – упрямо повторил я. – Особенно если посмотреть, как оно тут выглядит. Ничего хуже в жизни не видел.
– Зато я видела, – утешила меня прекрасная незнакомка. – Я тут, на Темной Стороне Ехо, такую жуть видела, даже рассказывать не стану, очень уж ты впечатлительный. И все равно ничего – как-то все чинилось, восстанавливалось, приходило в себя.
– Само?
– Ну как тебе сказать. На первый взгляд, не само, а в результате чьих-то усилий. Но если подумать, люди, даже могущественные – собственно, в первую очередь могущественные! – просто инструменты, которыми реальность чинит себя. Или пилюли, которые она принимает. Так что честный ответ на твой вопрос – да, конечно, само. Но будучи пилюлей, которую реальность вот прямо сейчас кладет под язык, ты мою честность вряд ли оценишь.
Это прозвучало, прямо скажем, не слишком оптимистично. Но вместо того, чтобы окончательно расстроиться, я вдруг снова впал в счастливую прострацию. Так уж влияла на меня эта удивительная леди.
– Совершенно верно, а я – пилюля для тебя, – подтвердила она. – Скорее утешительная, чем спасительная, но тебе того и надо. Зачем тебя спасать?
