– Выходи, – рыкнул водитель.
Уилл выскочил из машины и попятился. Водитель молча сидел на рулем и смотрел на него через темные летные очки. В его напряженности и неприятной неподвжности таилось обещание жестокости.
– Что это были за твари? – спросил Уилл.
– Ты не хочешь этого знать, – буркнул водитель.
– Но…
– Рот закрой. Ты небось считаешь себя большим умником, пацан, но если не хочешь загнуться раньше времени, в следующий раз на рожон не лезь.
Уилл не смог понять, что за акцент у водителя, но его слова звучали резко и остро – он словно рубил ими воздух. К тому же, этот невероятный сленг был Уиллу не знаком.
– Извините, – пробормотал Уилл. – Но я почти ничего не понял из того, что вы сказали.
Водитель наклонился в сторону, к свету фонаря, и опустил очки. Кустистые черные брови нависали над пронзительными глазами хищника. А еще Уилл увидел шрамы.
Водитель поднял вверх правый указательный палец.
– Вот это, – сказал он, – значит «
После этого он нажал на газ. «Праулер» на полной скорости повернул за угол, и рев его мотора быстро стих в ночи.
Уилл огляделся по сторонам. Он стоял в пятидесяти футах от задней двери своего дома. Из открытого окна доносилась музыка. Женский голос пел в сопровождении биг-бенда, игравшего старомодную оркестровку.
Отец дома
Уилл выглянул из-за угла. Черные машины исчезли.
Он подбежал к задней двери и бесшумно вошел. Кто-то был в кухне. До него донесся аромат духов матери и запах готовящегося печенья. Уилл на цыпочках прошел по коридору и заглянул в кухню.
«Белинда» ходила из стороны в сторону, прижимая к уху мобильник. Уилл заметил, как она прижала руку к затылку и поморщилась – похоже, от боли.
Потом она начала говорить монотонным, плохо знакомым голосом.
– Он не вернулся… Я не знаю, куда он пошел… Да, я дам вам знать, если он…
Уилл попятился по коридору назад. Он наступил на скрипучую половицу и в испуге отскочил к стене.
– Медвежонок Уилл? – окликнула его «Белинда». – Это ты? Ты дома?
– Привет, – проговорил Уилл и открыл заднюю дверь так, словно он только что вошел.
– Иди в кухню! Я испекла печенье!
– Секундочку. У меня кроссовки грязные.
Уиллу хотелось снова убежать из дома, но скоро должен был вернуться отец. Но он не мог сейчас встретиться со странно изменившейся матерью. К тому же слишком громко звучала эта глупая песня. Уилл громко хлопнул дверью и направился в гостиную.
Рядом с драгоценной отцовской коллекцией виниловых пластинок стоял старинный вертящийся столик. В коллекции имелись и долгоиграющие пластинки, и «сорокапятки» в бумажных конвертах. Можно сказать, звуковая дорожка жизни его родителей. Эту музыку Уилл знал лучше, чем ту, которую слушали его ровесники.
№ 78: КЛАССИКА СТАЛА КЛАССИКОЙ НЕ ПРОСТО ТАК, А ПОТОМУ ЧТО ОНА – КЛАССИКА.
Уилл приподнял тонарм и убрал иглу с пластинки. Он сделал это слишком резко, и из динамиков донесся треск. В комнату вошла «Белинда».
– Ты всегда
– Я ее сто лет не слушал, – сказал Уилл. – Она какая-то страшная.
– Когда ты был маленький, ты ее себе то и дело ставил…
– А сегодня у меня нет настроения ее слушать.
– Но ты ее так
– Ну, любил, – сказал Уилл. – А когда я ее ставил снова и снова, тебя это
«Белинда» продолжала улыбаться как ни в чем не бывало. И глазом не моргнула. Она протянула Уиллу тарелку с печеньем и стакан молока.
