– Я не думала, что он такой… чувствительный. Обычно Грановский ведет себя буйно и непредсказуемо, болтает всякую чепуху и дико хохочет. Но сегодня… Я впервые увидела его таким.
– А ты не задумывалась, что, возможно, за этим буйным весельем он скрывает свои истинные чувства? – спросил вдруг Макс. – По крайней мере иногда. Алекс не привык раскисать, он всегда был этаким живчиком, который никогда не унывает. Но есть вещи, которые могут вывести из равновесия даже самого веселого или хладнокровного человека. Для него это история с матерью.
– Я и сама обалдела, – призналась Камилла. – Корделия всегда ассоциировалась у меня с чем-то мрачным и темным. Со всякими ужасами, которые случились со мной в детстве. С гибелью мамы, с пожаром в нашем замке, с восстанием жителей деревни… Да и Алекс знает ее как некромантку и помощницу моего отца. И вдруг оказалось, что она его мать! Представляю, каково ему сейчас.
– Такое сложно представить. Хотя у всех нас схожие истории, – сдержанно произнес Беркут. – Твой отец – колдун и убийца, уничтоживший моих родителей, а затем и опекунов. Мать Алекса – его сообщница. Все так запутано, но Алекс справится, я в этом уверен. Он очень сильный. Куда сильнее всех нас, вместе взятых.
Дверь гостиницы распахнулась, и на пороге возникла странная фигура, слегка фосфоресцирующая в полумраке. Ребята смолкли и уставились на нее во все глаза. Финея тихонько взвизгнула:
– Призрак!
Но это был не призрак. Алекс Грановский с мрачным видом ввалился в зал, стряхивая с одежды потеки густой светящейся слизи.
– Моете мне кости? – сухо осведомился он. В этот момент он заметил пустые тарелки, и его глаза потрясенно расширились. – Уже успели все слопать?! Без меня?!
– А я предупреждала, – тихонько вставила Камилла.
– Да вы совсем обнаглели! – возмутился Грановский.
– Сходи помойся для начала, – ответил ему Макс. – Тогда мы попросим Целию покормить тебя.
– Это в ваших интересах! – прищурившись, сказал Алекс. – Иначе я за себя не ручаюсь. У меня сегодня и так сложный день.
Он схватил со стола оставшийся от ужина ломоть свежего хлеба и откусил приличный кусок.
Затем отправился в номер. Помыться действительно не мешало бы, проклятая собачья слюна уже начала подсыхать. Еще немного, и он покроется запекшейся светящейся корочкой.
Полицейский участок Ост-Стингера находился в центре города неподалеку от здания мэрии. Это было серое невзрачное сооружение с плоской крышей, одновременно исполнявшее функции тюрьмы для провинившихся горожан. В задней части здания были оборудованы камеры, отгороженные толстыми стеклянными решетками, в передней – располагалось несколько тесных кабинетов и склад. А еще прозекторская комната, в центре которой стоял длинный стол. Здесь и решили провести ритуал, необходимый для общения с духом погибшей.
На столе уже лежало тело, покрытое плотной тканью. Рядом с ним помощники полицмейстера Гвиннера установили высокое зеркало в черной раме. Корделия уже заканчивала свои приготовления. Она обошла стол, начертив мелом на полу большой круг, затем нарисовала в нем множество странных знаков, после чего зажгла две черные свечи.
Вдоль стен прозекторской полицейские установили узкие скамейки, на которых сидели мэр Клоппс и главный полицмейстер Гвиннер. Рядом с ними расположился сытый и довольный, словно кот, Алекс. Макс и Камилла сидели на соседней скамье вместе с Глорией и перепуганной Финеей. Созерцатели не хотели брать Финею с собой на столь жуткое мероприятие, но она боялась оставаться одна. Сейчас девушка сидела тихо, как мышь, зажмурившись и трясясь мелкой дрожью. Было от чего волноваться – вся обстановка комнаты казалась очень мрачной и гнетущей.
Алекс неотрывно следил за действиями Корделии, но мысли его витали очень далеко от Ост– Стингера. Он вспоминал свое детство, постоянные переезды с места на место, жизнь в вечном страхе перед гвардией Императора и зоргами. Отец всегда был рядом с ним, но мать он совершенно не помнил. Ни единого воспоминания, связанного с ее образом. И сейчас, глядя на эту женщину, он не понимал, как она может быть его матерью.
Алекс был похож на отца, но в его внешности прослеживались и ее черты; сейчас, глядя на нее, он это понял. Скулы, разрез глаз – это он унаследовал как раз от нее. Корделия говорила, что хочет объясниться, но отец предостерегал Алекса от разговоров. И он верил отцу… Но отчего же так болезненно сжимается сердце в груди? Алексу всегда недоставало материнской заботы, он втайне завидовал детям, у которых были живы оба родителя. Но отец назвал мать предательницей и убийцей…
Почему же его матерью оказалась именно Корделия?
К горлу подступил комок. Алекс, испугавшись, встряхнул головой и крепко сжал кулаки. Он должен держать себя в руках!
В этот момент его мать начала нараспев произносить заклинания на странном языке.
– Как волнующе, – громко прошептал мэр Клоппс. – Никогда еще мне не доводилось присутствовать на настоящем колдовском ритуале!
Алекс и Глория молча переглянулись. Они уже видели нечто подобное, причем совсем недавно, – на старом кладбище Норд-Персиваля, когда Корделия призывала родителей Селины Готель. Оба тогда порядком струхнули, увидев в зеркалах лица призраков. Что-то похожее происходило и сейчас. Речитатив Корделии зазвучал тише, вскоре гладь зеркала затуманилась. Корделия замолчала и закрыла глаза. В комнате стало очень тихо. И вдруг, словно выплыв на
