– Выходит так, – провещала я, чувствуя, как язык смешно заплетается во рту. – Выходит, что Майкл пошел на концерт. Но! Пошел вместе с Женькой. И тут они встретили эту, ну. Не помню, в общем, его первую любовь. А потом все заверте… и вот уже по дому Майкла летают канде… свечи вместе с Минди, черт, точно, вот так ее звали, а Женька собирает вещи, покупает билет, и мы в этом прекрасном ресторане в этой прекрасной компании?
Ответа не последовало. Я завертела головой и обнаружила отблеск Маринкиных рыжих волос где-то у резной колонны напротив. А кому я тогда распиналась все это время… Я призвала на помощь остатки трезвости и внезапно обнаружила, что сижу не за нашим центральным столом, а за боковым. В какой-то момент Костик всех пересаживал и меня сдвинул, но не настолько же? Или настолько?
Факт оставался фактом, я сидела в горьком одиночестве и рассказывала свое видение ситуации пустоте. В этот момент что-то подсказало мне, что пора переходить на воду, и я, тяжело вздохнув, стала крутиться в поисках официанта. Народу было предостаточно, и мы перестали быть приоритетом.
Когда я повернулась назад, изо всех сил стараясь не свалиться, например, под стол, прямо напротив меня уже сидел какой-то парень. Я хотела было извиниться, но слова застряли у меня в горле, и я решила: задохнусь тут по пьяни от эстетического шока. Эффектная стрижка (мои любимые бритые виски), чувственный рот, четкий рисунок бровей – и, ах да, стопроцентный азиат. По нашей части. Кожа белая-белая, как снег. Я уставилась на видение в немом шоке, оно чуть улыбнулось и понесло отборную тарабарщину.
В этот момент на меня свалилась шатающаяся на каблуках Женька. Я привычно помогла ей подняться и выразительно прошипела:
– Парень напротив!
Я была готова ставить на галлюцинацию, господи боже, да таких не бывает в природе, не то что в наших ресторанах, когда Женька практически просвистела в ответ:
– Красавчик. Не австралиец. Бери, завтра прикроем.
За что, конечно, удостоилась хорошенького толчка в спину, но ее уже ловил Костик.
Не-галлюцинация обворожительно улыбнулась и продолжила нести ересь. Я сконцентрировалась и поняла, что несет он на японском. Что делать, не обучена. У нас только корейский как родной и английский как само собой разумеющееся.
– Извините, – сказала я на последнем виновато. – Ни слова не понимаю.
Про Корею упоминать не стала, серьезные все-таки разногласия, может, он кореененавистник, кто их там разберет.
– Мидзуно Ямато, – отозвался парень, и я осознала, что мне точно нужно освежиться. У меня явно были проблемы со слухом.
Я вскочила на ноги, схватила с нашего столика бутылку минералки, сделала три жадных глотка и понеслась в ванную комнату умываться. Побрызгала на себя водичкой и устроилась на полу поудобнее до лучших времен, почти полностью спрятавшись за мраморной раковиной. Мысли бешеным галопом скакали в голове: Ямато, Ямато, да откуда везде Ямато, и зачем мне на голову свалился Ким Чжаён с этим именем!
Дверь открылась, и в ванную вошла красивая девушка, наверное, слегка меня постарше. Тоже азиатка.
– Нина? – вдруг позвала она. – Нина, я принесла воды, извини, что Ямато тебя напугал, мы не хотели.
Я высунулась из-за раковины, конечно, на призывные интонации любимого корейского.
– Вот ты где, – улыбнулась девушка. – Слушай, нам нужно поговорить, как думаешь, сможешь?
Я прикинула расположение сил: вряд ли эти странные люди что-нибудь со мной сделают, потому что утаскивать меня для продажи на органы придется через весь ресторан и через всю мою группу, которая отобьет и атаку зомби.
– Думаю, смогу! – решительно заявила я, вставая на ноги. – Сразу вопрос: я задолжала корейской мафии или японской?
Девушка звонко рассмеялась и протянула мне бутылку, достаточно церемонно поклонилась:
– Пак Нари.
– Светлова Нина. Но мафии это должно быть известно, разве нет? – Я открыла запаянную крышку.
– Нина, мы с Ямато… Я бы не сказала, что мы из мафии. Но поговорить с тобой нам очень надо.
– Только сразу: никуда не поеду.
Нари пожала плечами, и в этом жесте было столько изящества и женственности, что я невольно позавидовала. Мне до такого расти и расти.
– Ехать никуда и не надо, – пояснила она. – Нам нужно кое-что тебе рассказать. Видишь ли, Чжаёни решил, что будет лучше, если расскажем мы.
Я отметила про себя ласковое обращение и поняла, что запуталась окончательно и бесповоротно. Ну хорошо, эти двое. А японец тут при чем? Может, Маринка оказалась права (просто с большим опозданием), и меня возьмут в модели? А что, недурно.
Из ванной я вышла, старательно не качаясь и одновременно дико сожалея о том, что забыла поправить макияж. Перед японцем хотелось быть хотя бы «ничего себе», если не сногсшибательной. Ему, впрочем, оказалось все равно. Увидев нас с Нари, он расцвел, и я поняла, что на этом моменте моя история заканчивается, а начинается – о, что-то совсем иное. Кажется, за разрез этих хитрых глаз я пропала мгновенно. В моей голове друг на друга наслоились две идеи: «Бывает же такое!» и «Зачем, дура, корейский учила?».
Наши продолжали отмечать разрыв (между двумя часами дня и семью вечера – все-таки огромная разница, пускай и семантическая) за своим столом, японец явно не страдал от соседства с ними, и я, повинуясь собственному идиотизму, дернула Нари за рукав и спросила быстро, пока не дошли:
– Женат?
