торчали остатки стен. В провалах окон по углам блестела паутина. Мошка пожала плечами, издав то ли вздох, то ли всхлип.
Судя по тому, как основательно камни поросли мхом, школа лежала в руинах не первый год — а возможно, и дольше, чем Мошка жила на этом свете. И только теперь, когда мечта ее развеялась без следа, она в полной мере осознала, как же хотела попасть в школу. План со школой не родился на ходу, он вызревал в душе годами. Она убедила себя, что отец тайно вел ее сюда, что такова была его последняя воля, его забота о ней.
— Старый пустомеля, — произнесла Мошка, не узнавая собственный голос. — Такую судьбу ты мне уготовил? Лучше ничего не придумал?
Значит, слова Квиллама Мая о школе бедняков не были заветной подсказкой, частью мудрого, тщательно продуманного плана. Он умер, как умирают все люди, и оставил свою дочь на произвол судьбы. Руины школы не просто отняли у Мошки мечту, она почувствовала, что ее предали.
Она сделала несколько шагов по обломкам, и ее глаза наполнились слезами. Время не могло так основательно разрушить здание, но и следов пожара было не видно. Мошка заметила укромное место под рухнувшей балкой, поросшей вьюнком, и, подойдя к ней, присела на корточки.
Из-под груды кирпичей выглядывал край книжного корешка. Мошка нагнулась за книгой и почувствовала, как вьюнок касается шеи. Находка оказалась букварем. Обложка поросла плесенью, страницы покоробились от влаги. Мошка стерла грязь с переплета и пролистала страницы. Она услышала полузабытый и такой дорогой сердцу книжный шелест, почувствовала запах старой, отсыревшей бумаги.
Когда отец учил ее грамоте, она часами изучала такой же букварь. А иногда они с отцом подолгу сидели бок о бок, не произнося ни слова, — он работал над хрониками, она читала букварь, и в этом молчаливом соседстве была особенная близость. Мошка даже не думала, что помнит все это настолько отчетливо.
С тем, что школа разрушена, смириться было трудно, но у нее хотя бы появился букварь. Может, удастся вытащить из-под обломков что-то еще. Пока она осматривала каменное крошево, не находя ничего интересного, ей пришла мысль, что это место не раз перелопатили до нее. Вдруг она заметила неподалеку других детей — девочку лет пятнадцати в желтом чепце и мальчика лет шести, одетого в пижаму. Они тоже заметили ее и насторожились, точно застигнутые за чем-то предосудительным. Мошка увидела в руке у девочки стальное перо.
Внезапно кто-то мелькнул позади Мошки и выхватил букварь из ее рук. Обернувшись, она увидела, как мальчишка в залатанной одежде, примерно ее ровесник, галопом убегает по развалинам.
— Эй! — только и успела крикнуть она. Подобрав юбки, Мошка припустила за ним, перескочив через обломок печной трубы. За недолгую жизнь у нее отняли слишком много, чтобы она безропотно отдала то малое, что осталось, да не кому-нибудь, а наглому молокососу. Мальчишка несся во весь опор, не оглядываясь, но Мошка не отставала, хотя поднятая юбка надувалась, как парус, мешая движению. И так они бежали, точно за ними гнались черти. Позади оставалась одна аллея за другой.
Обогнув угол, Мошка выбежала на оживленную улицу… И коварный мальчишка больно ударил ее в живот, она согнулась пополам, а он побежал дальше.
Мошка увидела, как ее обидчика на бегу окружили другие мальчишки и тот, не сбавляя скорости, кинул букварь кому-то из товарищей. Поймавший букварь не глядя сунул его в карман, и мальчишки прыснули в разные стороны.
Отдышавшись, Мошка помчалась дальше — не за тем, кто унес букварь, а за своим обидчиком. Вскоре выяснилось, что тот работает подмастерьем в лавке суконщика. Он раскладывал рулоны ткани на столе перед лавкой и держался так спокойно, точно это не он только что несся сломя голову с украденным букварем. Увидев Мошку, он не подал вида, что узнал ее. Но когда она приблизилась к нему почти вплотную, он отпрянул, чуть не сбив ее с ног, для вида встряхнув рулон изумрудно-зеленой ткани, взметнувшийся в воздух, точно змея. От Мошки не укрылась его самодовольная ухмылка. У него было приятное округлое лицо, и, судя по всему, он был из тех, кто не скупится на комплименты состоятельным покупательницам.
Мошка чувствовала, как внутри, там, где в животе пульсировала боль, разгорается пламя ярости. Казалось, оно готово выплеснуться из нее черной волной и поглотить все вокруг — столы с товарами, прохожих и даже дома вдоль улицы. Однако ничего не произошло — она по-прежнему стояла и смотрела на мальчишку, а тот не обращал на нее никакого внимания.
Тогда она решила оставить его в покое и догнать того, кто унес букварь. Но едва она сделала пару шагов к проулку, где скрылся вор, как подмастерье сбил ее с ног. Мошка упала на землю, вне себя от обиды и боли. Подавив желание броситься на этого гада, она сперва отползла подальше и лишь потом встала и отряхнула одежду.
Пока Мошка приходила в себя, она увидела странную картину.
Трое мальчишек из этой шайки заметили на другой стороне улицы молодого человека в коричневой треуголке и поспешили к нему. Они буквально облепили его, и все вместе направились в ближайшую аллею. На миг Мошке показалось, что они нашли себе новую жертву, но молодой человек позволил увести себя без всякого сопротивления.
Вдоль аллеи высилась каменная стена, местами порушенная, сквозь бойницы в ней проглядывало небо. Каждый житель Манделиона знал, что в незапамятные времена феодальных войн здесь проходил рубеж города. Мошка же оценила другое: на стену можно взобраться.
Пригнув голову, она поспешила раствориться в толпе, чтобы гнусный подмастерье потерял ее из виду. Плотный поток экипажей помог ей в этом. Она не сомневалась, что молодой человек с мальчишками находятся по ту сторону стены и что она разглядит их сверху. Подобравшись к стене, она нашла подходящее место и стала карабкаться, цепляясь за трещины и выбоины, в которых росли маргаритки с нежно-алыми лепестками.
