Тут лишь я сообразил, что пора обратить внимание на пещеру, чтобы убедиться все ли в порядке с Наани, понять, видела ли она этот ужас…
И о! она уже бежала ко мне, зажав в руках мой нож… она бежала ко мне на помощь, считая, что я нуждаюсь в ней. Лицо ее побелело, содрогаясь всем телом, Наани бежала вперед.
Я хотел было увести ее куда-нибудь подальше, но она обошла меня и молча остановилась перед чудовищной тушей Приземистого. А потом столь же безмолвно повернулась ко мне и замерла передо мной; сердце мое понимало ее мысли – только глупец не понял бы их.
Словом, без ложной скромности, с радостью и смирением принял я ту честь, которую воздавали мне ее глаза; ей не хватало слов, чтобы выразить свое счастье и уважение… как прекрасно ощущать любовь столь милой и честной Девы. Она не произнесла ни слова – ни тогда, ни потом, – но всю свою последующую жизнь я как великую почесть вспоминал выражение обращенных ко мне глаз Наани.
А потом она позволила мне обнять себя, чтобы успокоить биение сердца; порыв отваги угас, на наших глазах совершилось страшное, а во тьме вокруг нас таились еще более великие ужасы.
Потом мы с Наани вновь забрались в свою пещерку, устроились там и передохнули, съели две таблетки, запив их водой, поскольку ощущали жажду.
В течение часа мы старательно внимали тьме, а потом спустились вниз, не забыв свое снаряжение. Оставив котловину, мы с великой осторожностью направились в сторону древнего моря и шли до него два долгих часа – потому что передвигались очень осторожно, постоянно внимая тьме, ибо страх перед чудовищными людьми одолевал нас. Однако с нами ничего не случилось, и эфир оставался спокойным. Потом целый час мы шли по дну древнего моря уже побыстрее; страх наш ослабел, ведь мы удалились от места, где стали свидетелями столь кошмарной охоты. Тем не менее, нам приходилось соблюдать осторожность; ведь гигантов можно было встретить повсюду. И все же мне кажется, что они чаще держались возле огненных жерл, понимая, что люди будут стремиться туда ради тепла.
Еще час мы спускались вниз; а потом, удалившись еще на пути по дну моря, повернули на юго-запад и шли так двенадцать великих часов, не отдаляясь более от берега, тянувшегося как раз в нужную нам сторону. И я намечал направление нашего пути по зареву, пользуясь советами Наани.
К концу двенадцатого часа, по моим расчетам и мнению Девы, мы должны были уже обойти место, извергавшее ядовитый газ.
Прошло уже семнадцать часов после нашего пробуждения. Мы были бы рады отдыху: утомляли и быстрый путь, и тревога; мои ушибы уже начинали ныть: короткая схватка окончилась горькими последствиями, я получил жестокие удары, оставалось только удивляться тому, что обошлось без серьезных ранений.
Конечно, я тогда был силен и крепок; Наани то удивлялась этому, то просила меня остановиться, чтобы она могла полечить мои раны. Она не представляла, что мужчина может быть столь выносливым и крепким, ибо люди Меньшего Редута сделались слабыми; об этом свидетельствовали и слова Наани, и мои выводы; истинную крепость тела можно обрести лишь там, где бьется Земной Ток, – как у нас в Великой Пирамиде.
Понимая, что оба мы уже устали, я сказал Наани, что начинаю искать место для ночлега, она давно уже была согласна. Целый час мы искали укрытие в обступившем нас мраке.
Однако, так и не сумев найти таковое, я решил обложить нас глыбами камня, чтобы укрыться под ними; и едва я начал говорить о своем плане, как услышал те же слова с ее уст; и мы сцепили мизинцы – в жуткой тьме, окруженные ужасами Конца Времен, – как было невесть когда, в те канувшие в вечность годы, когда она была Мирдат Прекрасной.
Помолчав, каждый назвал имя, как делают девы и юноши в нашем веке, а потом мы со смехом поцеловались. Вот что скажу вам: даже время не в силах изменить сердце человека.
Мы взялись за дело и принялись собирать камни, которых здесь хватало. Наани брала длинные и плоские, я перекатывал увесистые и округлые. Убежище получилось длинным и узким, набрав мелких камней, мы заложили ими все щели, через которые могла бы пробраться какая-нибудь ползучая тварь.
Наконец мы заползли внутрь, и, конечно же, укрытие показалось нам очень уютным, как говорят в наши нынешние дни; хотя его нельзя было счесть вполне безопасным. Впрочем, ничего лучшего я все равно не мог придумать. Такое укрытие могло уберечь нас только от мелких тварей или помешать мимохожему великану случайно раздавить нас во сне; во всем прочем защиты от него ждать не приходилось.
После мы съели по две таблетки и выпили воды, как было и на шестом, и на двенадцатом часу того дня, и – уже привычным образом – прикрылись плащом после спокойного и нежного поцелуя. Тела наши отдались сну, но души бодрствовали, чтобы – если придется – предупредить о приближении какого-нибудь чудовища.
Я проснулся через семь часов, ощущая боль во всем ушибленном теле. Стараясь не разбудить Деву, я вылез из-под плаща – чтобы поспала подольше: в тот день я намеревался предпринять большой переход.
Внимательно вслушавшись в ночь, я не обнаружил никакой опасности и выбрался из укрытия. А потом принялся бродить вперед-назад, размахивая руками; скованность и боль чуть ослабли, однако нечего было и думать о выходе в путь: я ощущал неловкость во всем теле, движения сделались болезненными и замедленными.
Я решил полечиться, чтобы не навлечь на нас беду. Нырнув в убежище, я достал из ранца мазь. Дева безмятежно спала, и я выбрался наружу, снял
