и на чудовище осталось только четверо Горбачей, остальные, как я понял, погибли.
Потом уцелевшие забежали вперед Зверя и взобрались на другое дерево. Один из них вновь принялся дразнить тварь и заманил ее под новую засаду. Горбатые опять спрыгнули на спину чудовищу и принялись молотить камнями, тварь жалобно и громко вопила. Ну, а сколько Горбачей начали странную охоту, я не знал, но, безусловно, до конца ее доживали немногие.
Подобные создания существовали при начале мира, вернулись они и чтобы присутствовать при его конце. Так размышлял я, не слезая со своей толстой ветви, вслушиваясь в звуки охоты, доносившиеся уже издалека и наконец исчезнувшие из слуха.
Тогда я спустился на землю и хорошенько огляделся, чтобы удостовериться в том, что ко мне не приблизится ни Зверь, ни Горбач, а после того съел две таблетки и выпил воды.
Поступив так, я приготовился уйти, но напомнил себе, что сначала следует опробовать компас. Стрелка прибора указала между севером и югом, склоняясь в сторону запада, как и говорила мне Наани. Тем не менее, стрелка повернулась на юг больше, чем следовало из ее слов. Я немедленно ощутил великое облегчение, усмотрев в показаниях прибора верный знак того, что я приближаюсь к тому уголку Земли, где располагалось Меньшее Убежище. Однако до него нужно было еще идти и идти, так как притяжение могучего Земного Тока в Великом Редуте оставалось сильнее воздействия Малой Пирамиды.
И все же я ощутил великую радость и продолжил свое путешествие скорым шагом, не опасаясь никаких сюрпризов, которыми мог бы еще удивить меня этот край.
Весь день я спешил, как только мог, и часто хотел послать мыслями Слово Власти Наани, однако воздерживался от столь глупого поступка, который, скорее всего, только привлек бы ко мне Силы Зла, тем самым обрекая на погибель в этом краю – почти рядом с обиталищем Девы. Неотступный страх перед населявшими Ночную Землю Силами Зла постоянно сдерживал меня и не давал позвать Наани… возможные последствия опрометчивого поступка вы представляете теперь не хуже меня.
На шестом часу дневного перехода я вступил в область, изобиловавшую фонтанами пара и брызг, где в огромных скальных котловинах кипела вода, наполняя воздух ревом и плеском; туманное облако настолько сгустилось, что я едва мог видеть даже перед собой, а не то чтобы по бокам.
Тут я наконец остановился, ел и пил, а потом снова отправился вперед, оставляя море по правую руку. И эта часть пути также выдалась нелегкой, море и здесь курилось, а великое облако пара мешало мне набрать скорость: поспешив, я мог запросто свалиться в котловину, полную кипящей воды.
На девятом часу я вышел из края горячих источников и оставил позади облака пара; глаза мои теперь могли намечать путь. Тут я обнаружил, что пришел к пределу Великого Моря, прижимавшегося к подножию невероятно высокой стены, уходившей вверх, в ночные глубины, и словно бы ограничивавшей Страну Огня и Воды. Словом, я замер на месте, углубившись в сомнения, не зная, куда направиться дальше. Пребывая в нерешительности и телом, и духом, я повернул налево вдоль этой горы, повинуясь одному только здравому смыслу; дальше идти было некуда, оставалось разве что вернуться назад.
По окончании двенадцатого часа я съел две таблетки, выпил воды и продолжил путь. И о! уже к четырнадцатому часу я добрался до входа в уходившее вверх ущелье, весьма темное и унылое.
Как мне не хотелось тогда подниматься по ущелью после светлых просторов страны Огня и Воды.
На всякий случай я прошел подальше, пытаясь обнаружить другой путь из этой страны. После часового перехода я обнаружил перед собой черную широчайшую реку, до противоположного берега которой было около мили. Она показалась мне очень мелкой; вода едва прикрывала грязь. Повсюду из нее поднимались струйки пара, бурлил и хлюпал ил, булькая и пыхтя вырывались незнакомые дымки, словно бы рожденные великой теплотой.
Река эта далеко уходила вперед – насколько видели мои глаза, я даже чуть не решил, что это не русло, но продолжение моря. О переправе нечего было и думать; ни одного дерева для плота поблизости не оказалось, а ширина водного простора сулила неожиданные глубины за илистым мелководьем. Кроме того, даже соорудив плот, я мог угодить под один из грязевых фонтанов. Вынужденный вернуться к ущелью, я наконец углубился во тьму.
Потом я поднимался – то и дело оступаясь – шесть великих часов. И, привыкнув к яркому свету, считал, что попал в кромешную тьму.
Шесть трудных часов я удалялся от Страны Морей, вступив в жуткую область, подобную Ночному Краю. Багровые огненные жерла светили и здесь, но их было немного. Ну, а возле огней, как всегда, обнаруживалась жуткая жизнь. Заметив это, я стал держаться подальше от жерл. И все же, увы, мне приходилось подходить к ним, на мой вкус, слишком близко, кое-где между стенами ущелья оставалось не более сотни добрых шагов, и мне приходилось приближаться к огненным жерлам, хотел я того или нет.
Все это время ущелье постоянно и круто поднималось вверх, делая подъем скорым и достаточно утомительным, и я шел со всей возможной быстротой и с волнением в сердце думал о том, что приближаюсь к уединенному уголку мира, вмещающему Меньшее Убежище.
Пройдя по ущелью шесть великих часов, я со всей осторожностью принялся искать место для сна, потому что испытывал заметное утомление.
Таковое обнаружилось справа, вверху на темной стороне ущелья: скалистый карниз ярко освещало горевшее невдалеке огненное жерло. Забравшись на этот карниз, я нашел, что он надежен, хотя и не столь уж уютен.
Потом я ел и пил и заставил себя уснуть; сон пришел очень быстро, я почти даже не думал о милой Деве: ведь прошло более двадцати трех часов с тех пор, как мне удалось в последний раз обратиться ко сну, и посему я испытывал великую усталость.
