Рикардо кивнул и поднял руку. Он, несмотря на свое увечье, прекрасно ездил верхом, я отмечала это еще в прежние годы. И силы у него, наверно, было хоть отбавляй. Врукопашную с ним не сладить, подумалось мне, а рука невольно дернулась в поисках отсутствующего топорища…
И почему мы тянем? Я хотела спросить об этом Рыжего, но ночью было как-то не до того… Понятно, что убить Рикардо на глазах у десятков придворных, телохранителей и слуг нельзя, хотя случайная стрела пришлась бы как нельзя кстати. На что же рассчитывал наш командир? Что хотел разузнать? «Нет, нужно допросить его с пристрастием!» – решила я.
Прозвучали охотничьи рожки, и кавалькада потянулась прочь из города.
– Уважаемая тэшди, – видимо, Аделин считала своим долгом поддерживать разговор, – снова прошу простить меня, если спрошу о недозволенном… Я полагала, шонгори все темноволосы, а у твоего досточтимого супруга волосы, я вижу, скорее каштановые. Как так вышло?
– Это сказывается доргорская кровь, – ответила я, припомнив, что говорила Леата об их рыжине. – Одна из прабабок моего мужа, да продлит Создатель его дни, была доргори.
– А разве ваши народы не враждуют испокон веков? – удивилась она, а я с досадой вспомнила об этом.
– Но кто сказал, что ту женщину взяли в жены добром? – выкрутилась я. – Пленниц хватает во все времена. Однако никто не смеет попрекать моего супруга цветом волос, потому что он силен и доблестен, как разящий ястреб!
Кажется, я сказала это очень вовремя: Рыжий громко свистнул, подняв руку, и Зоркий упал откуда-то из поднебесья, перепугав свиту.
– Ты не говорил, что у тебя есть ловчий ястреб, уважаемый тэшди, – негромко произнес Рикардо.
– Своевольная птица, – улыбнулся тот, осторожно погладив блестящее оперение. Зоркий пристально смотрел на короля, и мне показалось, будто тот поежился. – Никому не дается в руки, только мне. Охотник принес мне его птенцом, и ястреб считает меня своим родителем, а всех остальных – добычей.
– Надо же, – обронила Аделин. – У моего жениха тоже был ястреб, и презлющий.
– У нас считается, что такие птицы покоряются лишь достойным охотникам и смелым воинам, – сказала я. – Приучить к себе взрослую птицу не так-то просто, а вырастить птенца – и того не легче. Мой благородный супруг справился, как видишь, о тэшди.
– Мой жених добыл птенца сам, он так говорил, – вздохнула она.
– Должно быть, это был человек редкой доблести, – впечатленно покачала я головой и постаралась сменить тему: – Скажи, досточтимая тэшди, ты упоминала о сестре, но где же она? Уже вышла замуж и живет в других краях?
– Нет… – Аделин отвернулась. – Ее больше нет с нами.
– Какая утрата! – Я склонила голову и вскинула над нею сцепленные в замок руки. – Прости, если потревожила твое горе, о тэшди!
– Не нужно извинений, – сказала она. – Она… она предпочла посвятить себя служению Создателю. Не так давно в обители случился пожар, и… несколько женщин погибли в огне. Среди них была и моя сестра.
«Вот, значит, что тебе наплели, – подумала я. – Или это версия для чужаков, а ты прекрасно знаешь, как все было на самом деле?»
Мы ехали и ехали, и это походило вовсе не на праздничный выезд, а больше на похоронную процессию, так медленно тянулись запряженные сонными лошадьми кареты, еле-еле двигались всадники, и даже не кормленные с вечера охотничьи собаки плелись кое-как, и не жара и духота были тому причиной. Словно тяжкий груз давил на плечи, на конские спины, заставлял пригибать головы и не любоваться странно ясным для этого времени года небом и ярким солнцем, а глядеть в пыль под ногами, друг на друга, только не по сторонам. Я тоже старалась рассматривать свои перчатки, драгоценные кольца, но по иной причине: мне не хотелось видеть, во что превратился мой родной город…
Вне городской черты стало легче дышать, будто и в самом деле зло свило гнездо именно в столице.
На лугу уже были разбиты шатры, а в лесу перекликались загонщики. Мы с Рыжим не ошиблись: это не было настоящей охотой, а лишь представлением.
Трубили рога, оживившиеся кони грызли удила, охотники проверяли оружие и один за другим скрывались в перелеске. Нам из кареты покамест удавалось разглядеть не так уж много, но, кажется, Рикардо подстрелил перепелку, я растолковала возгласы именно так.
Карета наша проехала немного вперед, и теперь стала видна широкая опушка. Между деревьями мелькали егеря, Рикардо со свитой держался на самой окраине, а Рыжий оказался неподалеку. Зоркий у него на руке недовольно вскрикивал, поглядывая по сторонам и время от времени приподнимал крылья, но не взлетал. То ли не видел достойной его внимания добычи, то ли отчего-то решил слушаться Рыжего, как слушался когда-то Саннежи. Это было очень, очень странно, но я уже отчаялась разобраться в этих странностях. В самом деле, хорошо бы прижать Рыжего к стенке да выпытать у него ответы, но что- то подсказывало мне: это не так-то просто!
– Собачка, собачка! – вдруг вполне отчетливо выговорила Эмилия и захлопала в ладоши, выворачиваясь из рук няньки.
Я повернулась в ту сторону: из перелеска с визгом выскочила пегая охотничья собака – бок у нее был весь в крови, – за ней вторая, а там и остальные гурьбой повалили к псарям, перепуганные мало не насмерть! В лесу раздался отчаянный, жалобный предсмертный скулеж, а потом треск – кто-то продирался сквозь кусты – и грозный рев…
– Создатель, что там такое? – пробормотала Аделин, и лицо ее сделалось мертвенно-бледным, когда прямо на Рикардо и Рыжего выскочил громадный
