одноклассница из телефона. Он кивнул и шагнул мимо нее.
– Лопухова, ты от контрольной откосить решила?! – восторженно поинтересовалась Рррррррь за спиной.
Макс решительно двинулся вдоль столов с компами, кивая и беззвучно бормоча что-то в ответ на приветствия – и напряженно отыскивая свое, вернее, Настино место, с которого были сделаны оба телефонных снимка этого помещения. Более-менее подходили два стула, оба были заняты. Девчонкой и пацаном, которых не было в контактах у Насти. Пацан глянул на Макса мельком и снова зарылся в поиск модов для танчиков. Девчонка, чернявая и дохлая, уставилась без особой любви. Специально, что ли, заняла, подумал Макс, украдкой осматривая всех вокруг. Никто на них не смотрел, скандала явно не ждали. Но и других свободных компов не было, если учительский не считать.
Ударил звонок, и тут же от двери сказали:
– Садимся-садимся, сегодня программа… Так. У нас новенькая, я так понимаю? Лопухова, ты что здесь делаешь?
Макс забормотал, сам не понимая что. Класс захихикал. Молодая невысокая учительница послушала несколько секунд и отрезала:
– У матгруппы четвертная контрольная в триста одиннадцатом. Тебя проводить или сама долетишь?
7. Отомри
Долетела. Падение не было ни долгим, как у Алисы из сказки, ни быстрым, как прыжок с подоконника: живот прыгнул к голове, передумал, по глазам ударил свет и сразу по пяткам – земля, дернувшая пятки вбок. Настя хлопнулась в прохладную траву и замерла, размышляя, жива ли, и если нет, то еще или уже. Приоткрыла глаза, медленно перекатилась на спину, раскинула руки-ноги и засмеялась, медленно поворачивая голову с уха на ухо.
Она лежала на пышной траве под здоровенным, как в дендрарии, эвкалиптом. Слева были тени и группа таких же здоровенных эвкалиптов. Выше – синее-пресинее небо с ярким солнцем и несколькими аккуратными облаками. Справа – желтая скала, огромная и очень неровная, судя по множеству узких изломанных теней. Очень знакомая скала.
Настя резко села, вскочила – и побежала. В пещеру, которая не слишком-то и таилась в подножии скалы.
У самого входа Настя привычно поправила волосы, чтобы не упали на глаза в самый ответственный момент, – и замерла. Чуть не села даже.
Очень нужно было зеркало, но зеркала не было. Поэтому Настя просто ощупала лицо. С растущим ужасом.
Волосы штука неубедительная, сегодня есть, завтра нет, или совсем другие – могли постричь во сне, а могли бигудями завить или испачкать, чтобы толще казались. Глаза сами себя тоже не увидят. Но нос был точно не ее – и на ощупь, и тот кусочек, который виден, если сильно скосить глаза. Рот тоже. И зубы. И уши.
Не Настины. Чужие. Совсем незнакомые.
Нет, знакомые. Настя вспомнила глаза нарисованного Макса, голубые, распахнутые, совсем настоящие, смотревшие как будто прямо на нее, в нее, в музыку, которая заливала весь мир и вела все выше, выше, в темноту без выхода. Теперь это были ее глаза. Теперь она была нарисованным Максом – с его растрепанными патлами, смешными ушами, крупноватым носом и слишком четкими для подростка мышцами.
Настя вскинула руку, задрала рукав. Мышцы прорисованы почти как у анимешного красавчика. И пальцы крепкие, мужские. Так. А что у нас еще мужского?
Настя посмотрела вниз. Внизу был аккуратный синий камзол, простые коричневые штаны и мягкие сапоги, которые она выучила уже наизусть до последней строчки, что изнутри, что снаружи.
Живот и штаны слишком хорошо просматривались. Чего-то не хватало.
Кака-а-ая прелесть.
Настя оттянула ворот, рванула застежки и спустила камзол с плеча. Ну да, так и есть. Все было мужским, и плечи, и грудь.
Это почему-то расстроило, очень. Тебя не поймешь, подумала Настя со злобным ехидством: есть – стесняешься, нет – огорчаешься. Это норм, ага.
Раз чего-то не хватает, то что-то должно быть лишним. Настя быстро огляделась и взялась за штаны. Снять их не удавалось: штаны как будто переходили в кожу – в ее, Настину, кожу – прямо на поясе. Поясом и переходили: идет по бедру плотная ткань вроде джинсовой, а где она становится Настиным животом, не понять ни на вид, ни на ощупь. Настя прикрыла глаза и потянула ткань вниз. Стало не то чтобы больно, но неприятно как-то, до омерзения. Настя, не открывая глаз, повела рукой по штанам. Под тканью была как будто пластмассовая канистра с теплой водой, твердая, но прогибающаяся, если надавить. Настя надавила. Стало дурно.
Ну все правильно, я Макс, причем нарисованный, смирилась Настя. Бог его знает, как там устроено у мальчишек, но вряд ли штаны врастают в пояс и так нервно реагируют на все. А вот нарисованным персонажам снимать штаны вообще не полагается. Те, кто не понял и пытается, получают, видимо, наиболее доступное им предупреждение.
Ну я поняла, да. Или понял? Да идите на фиг, колдуны из коробочки, возмутилась Настя. Я Настя Лопухова из седьмого «в» класса двенадцатой школы города Сарасовска и из ДЮСШ «Аллюр», а не нарисованный жулик и брехло
Настя решительно одернула камзол и вошла в пещеру. Пещера выглядела примерно так же, как на экране, – сумрачная, не очень большая, но впечатляющая, в середине площадка с синей многоконечной звездой. Звезда казалась блеклой под слоем пыли, толстым и нетронутым – как будто здесь
