Внизу забурлило. Сердце как будто ухнуло в это бурление и сварилось – потому что вода вскипала из-за приближения файргардов, потому что убегать было особо некуда и потому что весь берег был в следах Макса. Макс зажмурился и от безысходности вспомнил то, что забыл сто лет назад. Он открыл глаза и отчаянно прошептал, стараясь шевелить губами как можно понятней:
– Влево, жми
Макс, чудом не запутавшись в ногах, метнулся вверх по склону, прильнул спиной к корявому дубу и увидел, как на траву, ручей и все вокруг упала полупрозрачная сеть, будто сплетенная из змеек изумрудного огня, упала – и тут же исчезла вместе со следами и комками земли, которые выбили каблуки Максовых сапог. Макс перевел взгляд себе на грудь и ноги. Груди и ног не было. Была корявая кора дуба. Маскировка сработала. Значит, Макс вспомнил правильно, а наниматель правильно его понял. Значит, наниматель его слышит и понимает.
Ручей взвыл и пошел пузырями с кулак величиной. Деревья вокруг, наоборот, застыли. Волосы у Макса встали дыбом, прижатая к стволу кожа на спине попыталась зашевелиться сама по себе, а ногти и зубы нагрелись. В мертвой тишине толчки копыт разносились, как ритуальный барабан: чбомм. Чбомм! Чбомм. Чбм.
Файргарды объехали ручей стороной, так и не показавшись, – только пара дымков поднялась в неровных щелях между далекими деревьями. Зря заклинание только потратили, подумал Макс устало и тут же понял: нет, не зря.
Очень хотелось сползти спиной по стволу, чтобы содрать остатки шевеления. Но против воли нанимателя это не вышло бы. Да и наниматель для другого был нужен. Совсем для другого, очень нужен.
Макс негромко свистнул, чтобы привлечь внимание, задрал голову и спросил:
– Микрофон есть? Включи. Только не ори, тут все слышат.
Подождал несколько секунд, из последних сил удерживаясь от уточнений, получается ли и все ли в порядке. И дождался.
Макс выслушал несколько фраз, все шире улыбаясь, и протянул по-русски:
– Бли-и-ин. Ты наша! – И добавил упавшим голосом: – Бли-и-ин. Ты девочка.
1. Ты девочка
– Ну извини. В следующий раз постараюсь родиться кем-нибудь получше.
– Настя, – сказала мама и посмотрела особенным таким образом.
Предполагалось, видимо, что Настя тут же начнет извиняться искренне, а не как сейчас, или, наоборот, упорно интересоваться: «Что – Настя?» – с каждым разом все громче, а потом выкрикнет какую-нибудь длинную нечленораздельную глупость и уйдет в комнату, хлопая всеми возможными дверьми (в количестве, к сожалению, всего 2 шт.), чтобы потом опять-таки прийти извиняться.
Настя хмыкнула, кивнула, подтверждая, что да, это она Настя, и это норм, извините, если можете, – и вернулась к хлопьям.
Мама сделала еще попытку:
– Настя, ну тебе же нравилась синяя юбка, длинная. Ты сама сказала – купим, а потом всего раз надела. Я вообще не понимаю… Ты, когда маленькая была, так платьица любила, почему сейчас-то…
– Потому что выросла, – предположила Настя, доливая молоко.
– А я, значит, нет.
Мама была мастером провокаций, но Настя провела с нею всю жизнь и постепенно научилась на эти провокации не поддаваться.
– Мамуль, ты вечно молодая, и у тебя ноги красивые.
– А у тебя как будто…
– Мне есть что скрывать, – сказала Настя многозначительно.
Мама хмыкнула и велела заваривать чай. Настя принялась совершать короткие дрейфы от тарелки к чайному столику и обратно, объясняя между чайными манипуляциями и отхлебыванием-пережевыванием, что ноги у людей бывают разными, вкусы тоже, в юбке обязательно приходить только на дни рождения шотландских королей, и вообще большая часть девочек носит брюки.
– Это у тебя в секции.
– Ничего подобного. Во всем мире. В Китае там, в Индонезии всякой – а там полмира живет. Арабки еще.
– Не выдумывай, пожалуйста. Арабки в таких черных бурнусах ходят с головы до ног.
– А под бурнусами что? Мы же не знаем.
– Еще не хватало. Ладно, я поняла. Юбку ты не наденешь. Но в джинсах на день рождения я тебе идти не позволю.
Настя вздохнула и констатировала:
– Значит, пойду в конных штанах.
Платья с юбками Настя не то чтобы не любила – просто не видела смысла в них на данном этапе. Платья штука красивая, они облегают, развеваются и летят по ветру перед восхищенными взорами. Но если нет восхищенных взоров и ветра нет, то и с платьями можно погодить. Тем более что в них ни побегать, ни прыгнуть, ни сесть нормально. То есть с секцией платье не сочетается вообще никак, с улицей – слабо, со школой – при огромных
