Обезвоживание и последствия отравления делали своё дело. Жажда вступала в свои права. Жажда – беспощадная белая королева с иссохшим родником вместо рта. Она явилась верхом на волке-оборотне, грозная и неумолимая. Раз-Два-Сникерс вспомнила, что вроде видела такой рисунок в детстве. Потом подумала, что ничего такого не было и это не её воспоминание. Просто от жажды у неё помутилось сознание, и теперь она не могла думать ни о чём другом. Даже тени под её «балконом» отошли на второй план. Её организм высыхал. Всего лишь одно отравление и последовавшие за ним сорок восемь часов жажды превратили её в безвольную кучку пыли, способную лишь вяло реагировать на галлюцинации. Она опять грезила наяву. А может быть, незаметно, посреди дня, провалилась в сон. И видела воду, и слышала, как та журчит. Вода из ковшика выливалась в таз, и лёгкие брызги попадали на лицо – ах, какое наслаждение… Здесь кто-то есть, в её звоннице, кто-то пришёл и принёс с собой воду, много воды, он сейчас попьёт и даст ей. Вот рука поднимает ковшик… Он её простил и позаботился о ней. Воды столько, что можно даже умыться…
– Зачем ты набрала в канистру отраву? – удивлён Шатун. – Когда здесь столько воды? Не пей этого больше, дура, что ли?!
Она смеётся – не буду. Шатун открывает канистру и вымывает содержимое, а потом наполняет ковшик чистой прохладной водой и протягивает ей:
– На, пей. – Солнечный лучик играет в ровной поверхности чистой воды. Нет ничего щедрее этого жеста – пей вволю.
Она пытается, но губы слиплись.
– Пей же…
Она в отчаянии старается разлепить губы и ухватиться за ковшик, такой милосердный, такой прекрасный, наполненный до краёв, а ей-то нужен хотя бы глоточек, пытается жадно, но не может.
– Да пей же ты! – кричит на неё Шатун и машет огромной ладонью перед её лицом. Ладонь хлопает о воздух, и от неё лёгкий ветерок.
– Пей…
Она просыпается. Её лицо действительно что-то обдувает. Не сразу понимает, что это хлопанье крыльев. Слабо отмахивается. Птица отлетает от неё и садится на арку проёма. Горлица, эта ненормальная дикая голубка, которую Раз-Два-Сникерс пощадила.
– Ну что, заявилась поглумиться надо мной?
Горлица наклоняет голову, из её трепещущей грудки выходит курлыкающий звук.
– Твоя взяла, – говорит Раз-Два-Сникерс. – Видишь, какая я стала? Вот так…
Горлица взлетает, Раз-Два-Сникерс провожает её равнодушным взглядом, потом почему-то думает, что птицу стоило бы приручить. Если выживет, будет с кем разговаривать. Но горлица не улетает, делает круг и возвращается, садится на прежнее место и опять наклоняет свою бестолковую головку.
– Что?! – хмурится Раз-Два-Сникерс. – Давай-ка лучше проваливай. Не выйдет у нас с тобой подружиться. Не долгим я буду тебе дружком.
Горлица снова взлетает, описывает круг снаружи колокольни, а потом садится. На канистру с отравленной водой. Курлыкает, бьёт крыльями.
– Что? – повторяет Раз-Два-Сникерс.
В ответ курлыканье и бестолково склонённая голова.
– Отрава там. Нельзя это пить.
Голубка расправляет крылья, срывается с места, летит наружу и возвращается. Садится на канистру, заходится в своём идиотском курлыканьи, да ещё распускает крылья, словно хвалится ими.
Раз-Два-Сникерс захлопала глазами. Усмехнулась. Горлица затихла, смотрит на неё.
– Ты что, а? Ты… хочешь что-то сказать?
Горлица срывается, делает совсем маленький круг, возвращается на место. Раз-Два-Сникерс обескураженно смотрит на неё. Этого не может быть.
– Ты знаешь, где есть вода?
Горлица топчется на месте, перебирает ногами, готовая взлететь.
– Знаешь, где вода?!
Голубка срывается, вылетает наружу и тут же возвращается.
– Можешь показать?!
Курлыканье. Это ненормально. Она сходит с ума. Она разговаривает с птицей. Но… Вдруг все вещи начинают казаться в каком-то другом свете. Ведь горлица напала на неё, когда она набирала отравленную воду. Хотела предупредить? Раз-Два-Сникерс провела тяжёлым языком по шершавой иссохшей поверхности губы. Она впервые увидела эту птицу, когда опрометчиво собиралась броситься через туман, что наверняка бы убило её. Горлица была у неё на пути.
Она поднялась, перед глазами всё плыло. Пусть она сходит с ума и разговаривает с птицей. Но пока у неё хватает сил ухватиться хоть за какую-то надежду, пока привычное недоверие не остановило её…
«Хуже не будет, – подумала Раз-Два-Сникерс. – В любом случае жажда и бессонница разберутся со мной быстрее, чем эти ребята внизу. А так – чем чёрт не шутит…»
Она открыла люк. Пошатываясь, медленно, как старушка, начала спуск по лестнице. Сил хватило, чтобы прихватить с собой только фляжки, о канистре нечего было даже думать. Горлица ждала её внизу, сидела на покосившемся столбе. Тень от столба… Она была другая. Словно накладывалась на
