желанию?
— В общем, — отвечал Мануэль, — пока я не получил от Филистии ничего, кроме красивых слов, и союз еще не заключен.
— Очень хорошо. Только давай по порядку. Во — первых, ты желаешь завладеть Пуактесмом…
— Нет, не особо, но приходится соблюдать внешние приличия, а моя жена думает, что мне было бы лучше спасти этот край от ига язычников норманнов и таким образом предоставить ей подходящий дом.
— Далее: я должен заполучить для тебя эту страну, поскольку нет смысла противостоять нашим женам в подобных вопросах.
— Я рад твоему решению…
— Между нами, Мануэль. Думаю, ты теперь начал понимать причины, которые вынудили меня принести тебе волшебный меч Фламберж в самом начале нашего знакомства, и узнал, кто в большинстве семей обладает мужским характером.
— Нет, ничего подобного, Мирамон, ибо моя жена — милейшая женщина, исполненная сознания долга, и она никогда мне ни в чем не перечит.
Мирамон одобрительно кивнул.
— Ты совершенно прав, ибо нас могут подслушать. Поэтому давай продолжим, и прекрати меня перебивать. Далее: ты должен владеть Пуактесмом, и твои потомки вечно должны владеть Пуактесмом — не как фьефом, но как наследным феодом. Далее: ты будешь владеть этими землями, находясь под властью не какого — либо святого вроде Фердинанда, но под властью совершенно другого сеньора, которого назначу я. Далее: он, конечно, будет править, во всем подчиняясь моим фантазиям, и будет полностью управляем мною, как и все сновидения.
— Поскольку дань разумная, я пока не вижу возражений твоим условиям. Но кто будет моим сюзереном?
— Человек, которого ты можешь помнить, — ответил Мирамон и сделал знак радужной толпе своих приспешников.
По этому жесту один из них шагнул вперед. Это был высокий, худощавый юнец с румяными щеками, широко расставленными глазами и небольшой головой, покрытой густыми, вьющимися темно — рыжими волосами. И Мануэль сразу же его узнал, поскольку у Мануэля были все причины запомнить странный разговор, который он вел с этим самым Горвендилом сразу же после того, как Ниафер ускакала прочь с ужасным братом Мирамона.
— Но вы не думаете, что этот Горвендил сумасшедший? — шепотом спросил дон Мануэль у волшебника.
— Думаю, он частенько производит такое впечатление.
— Тогда почему вы делаете его моим сюзереном?
— У меня есть свои причины, можешь быть уверен. А если я не говорю о них, можешь быть уверен, что на это у меня тоже есть причины.
— Но, значит, этот Горвендил один из Леших? Тот ли это Горвендил, большой палец ноги которого есть утренняя звезда?
— Могу сказать, что именно он призвал меня помочь тебе в твоем горе, о котором на Врейдексе я не слышал, но почему я должен рассказывать тебе больше, дон Мануэль? Разве не достаточно предложенных тебе провинций и сравнительно спокойных условий жизни с женой, что ты еще в придачу хочешь узнать все мои старые тайны?
— Ты прав, — сказал Мануэль, — а благодетелей нужно ублажать. — Так что он остался доволен своим неведением, да так никогда и не разузнал ничего про Горвендила, хотя позднее у Мануэля должны были возникнуть жуткие подозрения.
Между тем дон Мануэль любезно пожал руку рыжеволосому юноше и заговорил об их первой встрече.
— И, в конце концов, я не считаю, что ты говорил крайнюю глупость, мой мальчик, — сказал со смехом Мануэль, — ибо я узнал, что та странная и опасная вещь, о которой ты мне сообщил, зачастую верна.
— Откуда мне знать, — тихо ответил Горвендил, — когда я говорю глупости, а когда нет. Мануэль же сказал:
— Все же я могу понять твои речи лишь отчасти. В общем, не наше право понимать своих сюзеренов, и неважно, безумец ты или нет, я предпочитаю тебя королеве Стультиции и ее нелепым розовым очкам. Поэтому давай поступим по всей форме и составим текст нашего соглашения.
Это было сделано, и они по всем правилам подписали условия, по которым дон Мануэль и потомки дона Мануэля должны были вечно владеть Пуактесмом в качестве фьефа, пожалованного Горвендилом. Договор был тайным, и разглашение десяти его пунктов даже сейчас привело бы к чудовищным последствиям. Поэтому условия договора никогда не были обнародованы, и все люди оставались не более вольны критиковать его оговорки, чем сам дон Мануэль, на которого женитьба наложила обязательство так или иначе обеспечивать жену и ребенка.
Глава XXXII
Спасение Пуактесма
Когда эти дела были завершены, а будущее Пуактесма обговорено в мельчайших подробностях, жена Мирамона Ллуагора сказала ему, что мужчинам уже хватит играть заумными словами, чернильницами и сургучными печатями и самое время предпринять что — то разумное по еще одному вопросу, если они, конечно, не считают, что Ниафер должна растить ребенка в канаве. Волшебник сказал:
