— Это никак не связано с той историей, — тихо сказал я. — То дело закрыто. Было и было. Я не напоминать тебе пришел.
— Вот как.
Йожеф почесал бровь.
Затем, сцепив пальцы, сощурился на свечу. Лицо его на мгновение заострилось, жилы проступили на шее.
— Хорошо, — сказал он. — Я тебя понял. Спрашивай.
Я отщипнул сыра.
— В последнее время… в последние полгода не слышал ли ты про людей со странной кровью? Вообще про необычную кровь? Может быть, мельком…
— Ты о смешении?
— Скорее, о гомункулюсах. Нет, даже не знаю… Вкрапления крови фрагментарны, в основе же — пустота.
— Пустота? — Йожеф задумался. — Вряд ли гомункулюс, в нем как раз сильна кровь владельца. То есть, там кровь владельца и кровь прообраза, животного, рептилии… Со временем, конечно, слабеет…
Он хмыкнул.
— Что? — спросил я.
— Интересная задачка. Кровь высокая или низкая?
— Не знаю. Я столкнулся с низкой. Опять же, фрагментарно, остаточно низкой.
Йожеф посмотрел на меня.
— Столкнулся?
Я вытянул заживающую руку.
Чичка профессионально прошелся по ней пальцами, ощупал, осторожно обмял сквозь толстый суконный рукав мундира.
— Перелом.
— Уже почти сросся, — сказал я.
— Я вижу. Но мазь бы не помешала. Вообще же…
Он встал, проковылял — подветренный борт, наветренный борт — к одному из шкафов. Стекло открытой дверцы поймало свечной огонек.
Сначала из недр была извлечена одна склянка, осмотрена, изучена, недовольно сунута обратно, за ней на свет появилась вторая. Я услышал, как Йожеф, щурясь на плохо различимый ярлык, бубнит себе под нос: «Боярышник, горечавка для крови, бедренец от боли, золотой ус и сабельник для костей. Наверное так».
— Вообще же, — сказал он уже мне, возвращаясь с мазью под мышкой, — я даже боюсь спрашивать, с чего бы это так…
Склянка стукнула о прилавок.
— Я бы и не ответил, — улыбнулся я.
Йожеф удостоил меня долгим взглядом, потом вздохнул. Подвинул мне склянку. Она была до половины наполнена чем-то густым и темно-желтым.
— Мазать утром и днем. Под согревающую повязку. Лучше, конечно, крови еще добавить. А тайны твои мне неинтересны.
Я поднялся.
— И все же, Йожеф, если у тебя есть возможность разузнать…
Чичка хлебнул кашасы.
— Чтобы и мне что-нибудь сломали? — спросил он.
Отвечать на это я не стал. Подобрал склянку.
— До свидания, Мариуш. До свидания, Йожеф.
— До свидания, господин Кольваро, — голос мальчишки догнал меня уже у самой двери.
Тренькнул колокольчик.
Господин бывший корабельный лекарь так со мной и не попрощался.
После аптечной темноты уличные краски показались мне слишком яркими. Вызывающая пестрота. Я поморгал. Нашел у афишной тумбы Майтуса и махнул ему рукой. Мы вернулись на Каменную, затем — к безымянному трактиру. Разбудили дремлющего возницу.
До «Персеполя» добрались без приключений.
В сиреневых вечерних тонах. Никто не катил за нами специально. Никто не пытался на меня напасть.
В нумере все вещи обнаружились на своих местах.
Наверное, я жду от убийцы или убийц слишком многого. Нервничаю. И здесь они, и там они. Кровь, всюду кровь…
А Сагадеев, значит, что-то усмотрел в давней дуэли.
Отпустив Майтуса, я лег. Пригасил свечу. Как учил Огюм Терст, мысленно нашел эпизод в памяти. Сдул пыль времени. Краски и детали, конечно, уже
