места.
И не увидел, как юркая девичья фигурка вскочила на подоконник.
Удар ногой – и оконный переплёт осыпался остатками стекол и изуродованными деревяшками.
Ещё удар – уже по жестяному козырьку за окном. С него осыпались остатки ранее выбитых стекол.
Рывок – треснула штора.
Перекинув её через уцелевшую раму, Марина ухватилась за плотную ткань – и соскользнула вниз.
Впрочем, спуск оказался недолгим – метра полтора-два. И она повисла на шторе, не доставая ногами до земли.
Правда, теперь до неё оставалось всего метра два. И спрыгнуть на такую высоту для Котенка никаких затруднений не составило.
Выждав пару-тройку секунд, Степаненко приподнял голову.
Тихо… взрыва не произошло.
А может быть, это немецкая граната – у них замедление больше, чем у наших? Ещё несколько секунд…
Он повернул голову и увидел… чернильницу!
Расплескав по сторонам содержимое, она мирно лежала на боку метрах в трех от него.
Т-т-вою ж мать!
Оперуполномоченный осторожно приподнял голову над подоконником. Никто в него не стрелял. Да и вообще – улица словно вымерла.
Он уже смелее поднялся на ноги.
Ветер задувал в выбитые окна, гонял по полу разбросанные бумаги.
А где же…
Нет её.
Совсем.
В коридор убежала?
Могла.
Входная дверь снова задергалась.
– Товарищ лейтенант! Вы там живы?!
Конвоир!
– Здесь я, Остапчук… Целый. А эта девица – у тебя?
– Дык… она и не выходила от вас! Да и дверь ведь заперта…
Лейтенант убрал в кобуру пистолет, устало оперся об подоконник. Битые стекла тотчас же пребольно укололи его ладони.
А вот и рама, точнее, её остатки, на петлях висят…
Тут ведь высоко – метра четыре, пожалуй, что будет! А то и повыше.
И нет девки – словно в воздухе растворилась…
Докладываю вам, что… я заступил на дежурство по охране ранее задержанного гражданина Дробышева М.Ф., который находился в палате № 24 городской больницы. При заступлении на пост, мною, совместно со сменявшимся сотрудником милиции Разиным Т.Л. были осмотрены окна палаты и дверь.
