– Ну, со своими я как-нибудь разберусь… особенно, если ты денег подкинешь. Или наколку какую дашь – чтобы ребята что-то сами сбацали. А вот залётные… с ними так просто не получится!
– Кто?
– Про Франта слышал?
Копчёный отвернулся от окна и, подойдя к столу, сел на место.
– Слышал… Говорят, он авторитетный вор.
– Из старых. До революции начинал. По масти – так тут равных ему нет.
– Даже ты?
– Он старше – и здорово. Правда, отдать ему должное, не борзеет и поперек мне слова ни разу не сказал.
– А может? Народу у него много?
– Пять человек всего. Но те ещё ухари! Для них кровь – что нам с тобой вода! Глазом не моргнут – придавят где-нибудь в углу. Да и сам он – тот ещё головорез.
Собеседник удивился.
– Он же законник! Не можно ему кровушку лить!
– Сам видел. Тут на него баллон покатил один из наших – да с ножом полез. Своё же перо под ребро и получил…
Копчёный хмыкнул.
– Ладно, этот головняк я попробую уладить…
Собеседник смотрящего слово сдержал – подбросил денег и дал наводку на небольшой склад в деревне. Это уже был не город, ответственность за то, что там происходило, лежала на сельской милиции. Как уж так вышло, Бог весть, но в небольшом сарайчике оказались приличные запасы продовольствия и спиртного. Весьма приятный улов!
На некоторое время бандиты успокоились – было чем заняться…
Да и щедрый взнос в общак, сделанный Франтом, оказался весьма кстати. Миша Бакинский с чистой совестью мог теперь сказать Копчёному, что его пожелание исполнено.
В городе действительно стало малость потише.
Разумеется, об этом было доложено наверх – причём каждый, кто делал сообщение руководству, подчеркивал свою роль в этом успехе. Руководство перевело дух – и тотчас отрапортовало об этих достижениях в Москву.
Против ожидания рапорты наверху были встречены холодно. По-видимому, в Москве имелись свои источники информации, которые радужных выводов местного руководства не разделяли…
А в город продолжали прибывать люди. Шумные и не очень. Одни сразу искали встреч с местными ворами – и находили их. Оседали на «хазах» и терпеливо ждали своего часа. Другие незаметно растворялись среди городских жителей. Кто они, с какой целью приезжали – так и оставалось тайной. Но и среди них отмечалась какая-то активность, незнакомцы ходили по городу, изучали улицы и проходные дворы. Но ни во что не вмешивались и вообще вели себя тихо.
А Красавец после нескольких дней отдыха был снова приглашён к Копчёному. Понятное дело, бандит не всё это время глушил водку. Он собирал информацию о своём неожиданном покровителе.
Кто он? Откуда взялся этот таинственный деятель, и почему Красавец ничего о нём раньше не слышал?
Разумеется, главарь бандитов не стал расспрашивать об этом провожатого и знакомых уголовников. Было бы совсем наивно думать, что Копчёный про это не узнает. Лишнего геморроя бандиту не хотелось – ведь этот дядя мог оказаться весьма обидчивым. И злопамятным.
Но… язык после выпивки развязывается куда легче, чем на трезвую голову. Практически у всех. Не являлись исключением и представители преступного мира. А расспрашивать Красавец умел… не зря же его информаторами и наводчиками часто становились женщины, которым он умело влезал в душу.
Впрочем, обезображенное шрамом лицо теперь в значительной степени затрудняло такую деятельность. Но среди воров не имелось женщин, которым надо было запудривать мозги, – там всё больше угрюмые мужики присутствовали. И были они весьма падки на дармовое угощение и выпивку.
И уже первые результаты расспросов заставили бандита почесать в затылке. Копчёного знали. Знали, что есть такой старый и уважаемый вор. Он появился в городе ещё до войны – во всяком случае, в этом были уверены многие. Никуда не ушел с её началом, остался здесь. Уцелел, пережил все перипетии военного времени и даже сохранил некоторых подельников. Одним из них был нынешний смотрящий.
Но никакой известности Копчёный не хотел. Он практически не появлялся на людях, в лицо его знали только самые доверенные воры. Преимущественно из тех, кто оставался с ним здесь во время войны.
Что он делал, чем занимался и на что существовал – не знал почти никто. На хазах и малинах старый вор не появлялся, в сходках не участвовал.
