– Да пусть бы он вас тут всех живота лишил, гниды. Все равно завтра суд, и вас вздернут, так хоть возни меньше. – Страж ткнул в меня рукой: – Ты убил, ты и тащи. – Я взялся за ноги первого убитого, потащил из поруба. – Здесь бросай, тащи второго.
Когда я притащил второго, страж деловито вытащил нож из тела, обтер об одежду трупа:
– В порубе не положено иметь, – и сунул себе за пояс. Оглянулся и вложил мне в руку узелок. Я развернул тряпицу – кусок хлеба и сало.
– Спасибо. Кто принес?
– Баба какая-то, молодая. А мне – что, жалко, что ли? Город вас все равно кормить не будет.
Я вернулся в камеру, дверь за мной захлопнулась. Сев на солому, развернул тряпицу, медленно, не спеша, хорошо прожевывая, съел хлеб и сало. Делиться с гнидами не стал – не заслужили.
В тюрьмах и впрямь не кормили, спасали заключенных родственники, приносящие еду, или богатые соседи по камере, делившиеся передачкой. Долго в тюрьме не сидели, суд был скорый. Доказана вина – плати штраф, или, если виновен в тяжелом преступлении, – определяли рабом на галеры, или – прямиком на виселицу, а если вину не доказали – свободен. Не должно городу человека в тюрьме годами гноить, неразумно. Не виновен – трудись, корми семью сам, нечего нищету плодить.
Как же Лена еду достала? Дом сгорел, денег нет, самой есть нечего… Думаю – сейчас ей и обратиться не к кому. Кто меня знал – наверняка отвернулись. Вот попал так попал. И в чем моя вина? Что себя не жалел города для? Сгоряча ведь и вздернуть могут – самой позорной для воина казнью.
Я решил подождать дознания или суда. Коли истина вскроется – меня освободят, а если присудят к смерти – сбегу. Ну его к черту, этот «гостеприимный» город.
Я оглядел камеру. Люди, на которых падал мой взгляд, боязливо отворачивались. Похоже – эти двое, коих я жизни лишил, были здесь за главных, а тут заявился еще один, который оказался круче. Плохо, если усну, а они мне – ножом по шее. При аресте не обыскивали; с меня сняли пояс с саблей и ножом, а про кистень в рукаве никто и не подумал. Думаю, и остальных не досматривали.
Чтобы себя обезопасить от сюрпризов, я приказал всем построиться, обыскал каждого. Сидевшие в узилище поняли досмотр по-своему – отдавали мне кольца, деньги. Для них было непонятно – почему я им все это сразу и возвращаю.
Я нашел пару кастетов и один нож. Выбросил все это через решетку. Хоть спать спокойнее буду. Никто не оспаривал, все сидели молча. Видимо, меня боялись. Ну и пусть, начхать. Меньше приставать будут, наглядный урок на глазах произошел.
А пока надо выспаться, завтра трезвая голова нужна. Я улегся на солому и уснул.
Утром загремела дверь, внесли ведро с водой и кружку. Узники напились, а ближе к полдню всех увели из поруба. Всех, кроме меня.
Почему меня не отвели на суд? Мучила неизвестность, я беспокоился за Лену. Толпа неуправляема, сочтут за полюбовницу лазутчика татарского – запросто забьют камнями.
Видимо, суд закончился, дошла очередь до меня.
Заскрипела дверь, заглянул дружинник:
– Выходи!
Во дворе бросилась в глаза виселица. Свежая, из ошкуренных бревен – вчера ее еще не было. А на ней – мои сокамерники болтаются в веревочных петлях. По спине пробежал холодок. Но меня вели не на суд, а в избу воеводы.
Войдя, я поздоровался. Никто не ответил. Плохой признак. За столом сидел воевода, рядом толпились знакомые и незнакомые мне люди. Мужик из вчерашней толпы подтвердил, что стрелял в меня и был я в татарском халате и шлеме. И в достоверность своих слов перекрестился и поцеловал крест. Потом заслушали Михаила с забинтованной рукой, пушкаря Федора. Дошли до трех дней, когда меня никто не видел. Я рассказал о схватке с татарами, освобождении русских из плена, о еще одном бое, о том, как вывел людей с ушкуями Ивана Крякутного.
– И где же Иван?
– Людей и ушкуи в Муром увел, дожидается снятия осады.
– Ну что ж, подождем, когда вернется. И еще вопрос – как уходил из крепости и как возвращался?
– То секретный разговор, воевода.
– Говори, у меня от дружинников секретов нет.
– Слышал ли ты, Хабар, о ходе тайном?
Воевода выпучил глаза.
– Помолчи! Все – вон из избы.
Дождавшись, пока все выйдут, спросил:
– Откуда про ход знаешь?
– Невеста моя, Лена – она рассказала. Ход еще отец ее строил.
– По ходу, не зная секретов ловушек, никто пройти не сможет.
