Возможно, не такой он уж и неприятный тип, как мне показалось вначале.
Моя мама никогда не была хорошей хозяйкой. Нет, в случае необходимости она способна состряпать обед, причем вполне съедобный. И в доме у нее всегда все блестит. Но вести хозяйство – это ведь не только уборка, готовка и умение со вкусом подобрать новые портьеры в гостиную. Когда был жив отец, недостатка в деньгах не было и хозяйство вела экономка. Затем отца не стало, и все пошло прахом. Как говорится, беда не приходит одна – с детками. Рухнули акции крупной железнодорожной компании, приносящей нашей семье основной доход, а откуда-то из темного угла вылезли связанные с наследством судебные тяжбы. Прежде, когда отец был в силе, безнадежные. Закончилось все тем, что нам пришлось продать большой красивый дом с видом на президентский дворец и переселиться почти на окраину. В дом куда меньшего размера, старый, со скрипучими лестницами, по одной из которых я и поднимался сейчас на второй этаж.
– Мы тебя вчера весь вечер ждали, сын. – Мама выглядела олицетворением укоризны.
– Извини, мама: в тюрьму угодил. Знаешь, мы тут с парнями решили на следующей неделе банк ограбить, деньги очень нужны. Через полтора месяца – день рождения у Изабель, и я приглядел для нее гарнитур с ларимарами. Красивые камни, редкие к тому же, они входят в моду, а их цвет как нельзя лучше подойдет к ее глазам. Думаю, Изабель будет рада такому подарку. Ну я и зашел в один магазинчик договориться, чтобы гарнитур придержали. Ты должна помнить его хозяина, Конвера. У него еще есть сын Варелл, когда-то мы с ним дружили и он частенько бывал у нас. Так вот, заглянул я туда, а этот самый недоносок Варелл обвинил меня в том, что я якобы украл с витрины кольцо, когда он отвернулся. И полицейский как будто специально околачивался рядом. В общем, меня загребли. А все дело в Бригитте, вот ее-то ты точно не знаешь. Варелл в нее по уши втрескался, ну а когда узнал, что мы с ней однажды в меблированных комнатах целую ночь провели, почему-то взъелся не на шутку. Хотя, если разобраться, Бригитта сама меня туда затащила, а об отношении Варелла к ней я уже потом узнал. Так я и провел свой день рождения в тюрьме. И если бы не Гленв Дарвелл, точно бы там еще на несколько дней задержался, если не хуже.
Конечно же ничего этого я говорить не стал, пусть даже все было правдой. Лишь промычал что-то в ответ. Врать категорически не хотелось. Да и не удалось мне придумать никакой уважительной причины.
– Как у тебя дела с учебой, сын?
– Нормально. На днях к кинематике приступили.
Мама до сих пор уверена в том, что я продолжаю учиться. Она считает: раз уж у меня нет никакого желания серьезно заниматься музыкой, то можно стать инженером – вполне достойное для мужчины занятие. Но соврать все же пришлось, когда она спросила, откуда у меня деньги на учебу, ведь я не брал у нее ни единого сантима[3].
– Музыкой зарабатываю. Чем же еще? – ответил я. – Чаще всего – тапером в синематографе, заодно и фильмы смотрю.
В глазах мамы тапер – не самое уважаемое занятие, но для нее главное, чтобы я не скатился до ресторанных музыкантов.
За ужином мама разулыбалась, что бывает крайне редко после смерти отца. Смеющейся за это время я ее вообще всего-то два раза видел. Она у меня красивая. И стройная: со спины ее можно смело за Изабель принять, а фигура у моей сестры – на загляденье!
Мы сидели за столом втроем, и я был в ударе. Острил, рассказывал какие-то веселые истории и даже сыграл мамин любимый сонет. Жаль, что она не захотела спеть – у мамы замечательный голос. Но зато она улыбалась и была почти похожа на себя прежнюю.
Спела Изабель. Голос у нее не сильный, но удивительно приятный. Спела конечно же шлягер Сесилии Цфайнер. Тот самый, который можно услышать в мюзик-холле, в любой ресторации и просто на улице, сейчас его поют все:
Признаюсь, я тоже подпевал, пусть и себе под нос. Казалось бы, ну чего в нем особенного? Мелодия весьма незатейлива, не говоря уже о словах. Певица вспоминает о своей мимолетной любви, случившейся с ней, как вы уже поняли, прошлым летом. Вот только Гварна расположена на самом севере нашей республики, где лето – понятие весьма условное. В отличие от Претто – далекой южной колонии Ангвальда, где все ровно наоборот: о наступлении зимы можно судить только по участившимся дождям, а что такое снег, там вообще понятия не имеют. Каково, а?
Дальше я окончательно разошелся, искрометно шутя, и Изабель просто заливалась от смеха. Она смеялась, а я почему-то вспомнил ее с заплаканными, полными тоски глазами. Мама конечно же не знает, но у нас было бы куда больше проблем, если бы Изабель тогда не ответила Гварнелу – есть такой стряпчий, согласием. Намного больше проблем, и не было бы даже такого дома.
Для моей сестры это была огромная жертва, и она на нее пошла ради меня, тогда еще пятнадцатилетнего мальчишки. И убитой горем мамы, которая с трудом понимала, что вокруг нее происходит.
«Ну ничего, – думал я, глядя на дорогих мне женщин. – Все обязательно образуется. Только вот отца уже не вернуть».
– Кристиан, ты останешься?
– Конечно, мама, – не задумываясь, ответил я. – Поздно уже. Только постели? мне в кабинете.
В нашем новом доме кабинет был точной копией отцовского. Те же вещи, так же расставлена мебель и даже вид из окна – во внутренний дворик. Не знаю, зачем мама так сделала, получился как будто музей памяти отца. Я не очень любил там бывать, но сейчас возникла необходимость. У нас уже есть три револьвера, но не помешала бы еще парочка. Причем один из них – такой ветхий, что даже Дуг, а он парень отчаянный, опасался из него выстрелить,
