отличная: своего рода инструмент сильных мира сего. Даже едучи на охоту, на какую-нибудь дальнюю вышку, он сразу припоминал, что у егеря там есть маленькая дочка, и ей надо обязательно взять подарок. - Здоров, Василий. Куда сегодня поведешь, на Большие Горки?
- Нет, - мотнул головой Щербаков, - с утра стадо у поповского омута переплыло на ту сторону, сейчас у сторожки пасутся, туда и двинем.
- Хорошо. Костя, давай, - с хитрецой улыбаясь, Брежнев повернулся к Черненко.
Тот протянул Генеральному небольшой аккуратный сверток.
- А с днем рождения тебя, Василий! Ты думал, Леонид Ильич забыл? А вот нет! - протянул он подарок и обнял товарища, - Леонид Ильич все помнит, полковник!
- Служу Советскому Союзу! - вытянулся враз повеселевший егерь.
- А звезду вечером обмоем... - Брежнев довольно потер руки. - Переодеваемся и вперед!
Уже через пятнадцать минут охотники и егеря грузились в лифтованные «Волги». В багажники легла стопка небольших дипломатов с перекусом на вышки: по несколько бутербродов и по четвертушке коньяка в каждом. Егеря сели с ружьями. Еще не так давно это было жестко запрещено, как же - оружие вблизи Генерального у кого-то, кроме сотрудников «девятки»! Однако три года назад, в Крыму, огромный подраненный секач сумел подкрасться к охотникам со спины, и егерь лишь чудом, в прыжке, ногой в спину, успел убрать подопечного с пути мчащегося мстить зверя. У Брежнева оставался только один заряд в штуцере, чтобы остановить разворачивающегося для следующего броска кабана, и он не оплошал. С тех пор порядок и поменяли.
- Ну, все готовы? - Леонид Ильич отчетливо торопился. Глаза его лихорадочно блестели, активно жестикулирующие руки подрагивали. Он был уже во всю околдован охотничьей страстью и волновался так, что казалось невероятным, что сможет попасть в зверя. Однако Андропов знал, что это впечатление ошибочно. На охоте Брежнев отличался молниеносной реакцией и превосходной стрельбой - зверя он клал обычно с первого выстрела.
- Поехали! - азартно скомандовал Генеральный, и охота началась.
Тот же день, поздний вечер.
Московская область, Завидово.
Леонид Ильич не любил мягких кресел и просторных помещений, оттого посиделки после охоты проводились в небольшой комнате. На стульях вдоль длинного стола с трудом бы разместился десяток. Сейчас, впрочем, здесь сидело лишь трое членов Политбюро, остальные деликатно разошлись.
На белой льняной скатерти по обыкновению лежали в блюдах копчености, разные сосисочки и присланные с Украины Щербицким маленькие, на один укус, колбаски. Была рыбка заливная и, непременно, квашеная капуста, очень достойная, с клюквой; чуть дальше стояли соленые хрусткие огурчики, моченые помидорчики и яблоки. Спиртного было мало: сам Генеральный за столом обычно ограничивался двумя-тремя рюмками перцовки, остальные стремились соответствовать.
- Зря ты, Юра, так мало мяса съел, - осуждающе качнул головой Брежнев и наставительно продолжил, - надо, надо обязательно есть мясо диких животных, в нем много микроэлементов, мне врач говорил. Вот, попробуй почки заячьи, их для меня тут по особому рецепту готовят.
Андропов послушно добавил в свою тарелку указанное блюдо и, наколов на вилку, отправил пережевывать.
Азарт обсуждения удачной охоты уже сошел на нет, и Брежнев очевидно размяк, окончательно придя в благодушное настроение.
- Душевно сидим, - подтвердил он наблюдение Андропова и, неожиданно повернувшись, пристально посмотрел на него, - Юра, ты что-то спросить хочешь?
Тот в который раз поразился интуиции Генерального в отношении людей. Как он их чувствует?! Насквозь видит, и успешно соврать ему почти невозможно.
Андропов завидовал этой, пожалуй, сильнейшей стороне Брежнева. Тот буквально коллекционировал людей. Мог годами изучать каждого попавшего в поле зрения, постепенно оценивая в разговорах как деловые качества, так и преданность стране - и себе лично. И лишь досконально разобравшись, дойдя до сути человека, он придирчиво подбирал ему подходящее место на том или ином уровне пирамиды власти - такое, чтобы можно было стоять на самой ее вершине, не сомневаясь в крепости основы. Предателей среди поставленных им не встречалось.
- Да, - махнул Юрий Владимирович рукой, - действительно, хорошо сидим. Стоит ли портить такой вечер делами?
- Нет уж, нет уж, - Леонид Ильич придвинул к себе белый фарфоровый стаканчик с золоченной полоской поверху, сдернул с него перевязанную ленточкой бумажную крышечку. - Давай, говори, я ж вижу, что ты маешься весь вечер.
Генеральный влил в себя мечниковскую простоквашу, вытер салфеткой молочные усы над верхней губой, и дернул кустистой бровью, мол, излагай.
- Вопрос хочу вынести на Политбюро, Леонид Ильич, по экономике. Пока хотя бы обсудить по первому разу. Завелась у нас тут одна проблемка нехорошая. Вот... Предварительно с вами проговорить хотел. Может, не сегодня?
Брежнев поскучнел, и Андропов отлично понимал, почему. Экономика - это вотчина Косыгина, единственного члена Политбюро, с которым у Генерального никак не складывалось теплых личных отношений. Уважать он его уважал, и сильно, но не любил. Это была взаимная антипатия на каком-то химическом уровне. Даже увлечения у них были совсем разные: охота и бассейн у Брежнева, отдых на Черном море, песни военной поры и хоккей, а, по молодости, многочисленные, но несерьезные интрижки; Косыгин же был завзятый рыбак, мастер спорта по гребле, любил отдыхать в Юрмале, баню,
