– Привал. Полчаса. Можно перекусить. Я – в дозор. Степаныч, не составишь компанию?
– Охотно…
Прошли вперед метров сто и присели, прислонясь к стене. Здесь на склоне выросли какие-то кусты, и их гибкие нависающие ветки давали неплохую маскировку. Во всяком случае, сразу не заметишь. Зато терраса дальше отлично просматривалась, аж до следующего поворота и спуска. Метров триста, не меньше.
– Ну что, Игорь Степанович, обменяемся сведениями? – Корнеев слегка подтолкнул плечом своего ординарца, как бы давая понять, что разговор предстоит дружеский, доверительный. – Это ж сколько мы с тобой не виделись? Месяц?.. Да, если считать с момента взлета того самолета со спецгрузом, то примерно столько и набежало. Верно?
Семеняк только усмехнулся грустно.
– Нет, Коля… Не верно. Для меня вы с парнями пропали осенью сорок третьего. А в подземелье я полез в апреле сорок четвертого. Вот и считай теперь… Мы же со Стекловым вас похоронили уже. Мысленно. По документам, группа числится пропавшей без вести, но мы-то знаем, как оно бывает. Особенно если связи нет. Михаил Иванович почти месяц не вылезал из того проклятого замка, пытаясь обнаружить хоть какие-то следы. Всех, кто был задействован в поисковой операции немцев, по сто раз допрашивал, но… никаких следов. Группа попросту исчезла. Теперь-то я понимаю, что произошло. Но еще позавчерашней ночью сам говорил Квасневскому, дяде Баси, командиру того партизанского отряда, где нас с Лейлой обменяли на проводника, что надеяться больше не на что. Если не объявились за полгода, значит… Сто раз слышал по радио стихи Симонова, а видишь, как вышло. Не дождался…
– Ну, ты сравнил, Степаныч. Это ж про любовь. О женщине. Это им завещано ждать, вопреки разуму и логике. Мы по-другому устроены…
Тут лицо его задумчиво нахмурилось.
– Подожди, подожди… Это что же получается? Дашенька тоже считает меня… без вести пропавшим? Уже полгода? И из них целых четыре месяца мирной жизни? Бедняжка… Ну, Максимилиан, – Корнеев погрозил кулаком куда-то вверх. – Теперь ты будешь лично мне должен. И баснями о лучшей жизни в будущем не отмажешься. За каждую лишнюю слезинку спрошу. Шоб ты знал… дорогой товарищ. Так что готовься.
Потом крепко-крепко обнял Семеняка.
– Извини, Степаныч. Я же не знал. Думал, все как обычно. Последний раз в госпитале немногим меньше провалялся. А оно таким макаром… Лейла, кстати, как? Демобилизовалась?
– Погибла Лейла, – вздохнул Семеняк. – Не уберег… Глупый случай. Сам чудом уцелел…[37] Зато у парашютиста нашего Олега Пивоваренко с Олей Гордеевой все сложилось. На свадьбе я не был, должность хлопотная и отпроситься не у кого, но приглашение через Стеклова получал. Ну, и поздравил, конечно же… Врач наш, Хохлов – каким-то жутко секретным заделался… Получал письмо от него, тоже через Михаила Ивановича, так трижды цензура проверяла. А мне полковник деликатно намекнул, что если хочу ответить, то привет лучше на словах передать. Сам Михал Иваныч на прежней должности. Во всяком случае, я именно так понял с его слов. Только стреляного воробья на мякине не проведешь… Думаю, профессор теперь у Абакумова работает. Оно и верно, фронта больше нет, а шпионов и недобитков всяких еще полным-полно.
Степаныч достал из кармана пачку папирос, которыми разжился в директорском кабинете, и с удовольствием закурил.
– А у вас что за это время произошло?
– На месте не сидели, это точно, – хмыкнул Корнеев. – Тоже кое-что повидали. Правда, как бы с другого фланга.
– То есть?
– Ну, вот ты нашу победу повидал, а мы – как война на два года раньше началась. И не по гитлеровским планам, а наступлением Красной армии. Даже в обеспечении высадки в Румынии самое непосредственное участие принимали.
– Как это? Вы видели, как Советский Союз начал войну?
– Превентивный удар называется, – объяснил Корнеев. – Зато если все пошло по плану, то в том мире больше нет ни фашистской Германии, ни буржуазной Европы. А лозунг Карла Маркса и Фридриха Энгельса «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» претворен в жизнь. Так что, как видишь, скучать не довелось. Правда, мы там и были всего пару суток. Потом на острове оказались, где и встретились. И знаешь, я рад, что тот мир исчез. Пленный рассказывал, что у них уже сорок шестой год, а фронт все еще стоит перед Варшавой. Немцы изобрели и применили какую-то сверхмощную бомбу, тем самым сорвав наступление Красной армии. Как бы не ту самую, чье производство мы им сорвали, похитив груз из склада в Дубовицах[38].
– Да, удачная была операция… Кроме гибели Васи Купченко. Никого даже не ранили…
– Тсс, – Корнеев насторожился. – Мне кажется, или стонет кто-то?
Теперь оба прислушались.
Какое-то время тишина не нарушалась ничем, а потом издали, со стороны предполагаемого противника долетел отчетливый стон. Причем как бы даже не в единственном числе. От боли или каких иных мучений страдали десятки людей. И не только мужчин.
Возникнув вторично, стон не затихал больше ни на секунду. И вроде приближался. Но при этом в пределах видимости никто не появлялся. Все триста метров террасы, обозримой с этого места, по-прежнему оставались пустынными.
