жестикулировать в стиле «ветряная мельница в грозу». Сабельники успокаивали своих пританцовывавших коней и — поскольку вроде как при деле — благоразумно не вмешивались. Герцог вцепился в поручни коляски и метал молнии из глаз. Я старалась не захихикать: так и виделось, как их светлость предъявляет паре меринов обвинение в покушении на представителя Владыки при исполнении…
Но, пожалуй, пора проявить инициативу.
Подскочила к коляске:
— Сейчас помогу!
И метнулась вперёд, одновременно доставая свисток.
Лошади, как и собаки, улавливают звуки в ином диапазоне, чем человек. Наших коней с жеребячьего возраста дрессировали не только слушаться вожжей и команд, поданных голосом, но и свиста. Сигналов был всего десяток: разные аллюры, остановка, повороты, но я обучалась нужному тону и темпу почти три года — сложно воспроизвести что-то, чего сам не слышишь, а только щёки дуешь.
Кусака, услышав знакомую трель, немедленно встал как вкопанный. Фарш сдался не сразу — пришлось потянуть за удила и закрыть собой обзор, пока Верна резво утягивала хлопающую крыльями птицу назад в переулок.
Ну вот, кони успокоились, коляска цела… ну, почти цела… А сейчас, пока помятый, потирающий плечо кучер забирается назад на облучок, проверим, удалась ли операция «Гусь лапчатый».
— Всё в порядке, ваша светлость, — подскочила я к коляске снова. — Просто кони молодые, пугливые, обращаться с такими надо уметь. Говорил же, что пригожусь! Возьмите меня на службу, не пожалеете!
Герцог пристально уставился на меня:
— Кем, говоришь, на заводе был?
— Тренеру помогал.
— А почему уехать хочешь?
— Сирота я, тут оставаться мне незачем. Хочу мир посмотреть, стать кем-то. А лошадей я знаю. Примите на службу — вашим меровенцам все обзавидуются!
Рот герцога сжался, сделав губы ещё тоньше.
— Посмотрим. Я подумаю.
Это да или нет?
Как однажды сказала тётя: «Отсрочка — самая неприятная форма отказа».
— Мне платить много не надо, а кони тыщи стоят! Что, если опять испугаются и покалечатся?
Как в подтверждение моих слов ещё не до конца утихомирившийся Фарш всхрапнул и звонко долбанул кованым копытом по брусчатке.
— Ладно, беру, — кивнул герцог.
— Спасибо, ваша светлость!
Неужели вышло?
Три оставшихся дня я провела бурно, болтаясь и мотаясь между домом и особняком городского Главы. Надо было и успеть собраться, и явить пользу от своего найма, и умудриться не попасться на глаза никому из тех, кто хорошо знал в лицо Эльму Эл’Сиран, например, лорду Беруччи. Впрочем, Главе было не до переодетых стриженых девиц — судя по шепотку слуг, кроме призрачного пруда ценой в тридцать тысяч в отчётности нашлось много чего занимательного для пытливого ума. Но ещё интереснее был способ, которым Длани Правосудия это правосудие отправляли. Оказывается, казнокрадов в нашей стране не сажают в темницу и даже не прогоняют с тёплых мест — их просто штрафуют на сумму, сравнимую с ценой украденного. Интересно, куда пойдут эти штрафы?
— Эль, я понимаю, что ты нервничаешь, но не задавай риторических вопросов! — усмехнулась тётя. — Сама же понимаешь, что штраф, не подтверждённый никакими документами, — суть взятка. А кроме того, оставляя нечистых на руку чиновников на местах, ты получаешь идеально управляемых подчинённых — ведь каждый в чём-то виноват.
Берём взятки конями, сиротками и деньгами. М-да…
Кстати, бурно проводила время не я одна: мой новоиспечённый опекун, как выяснилось, кроме манипуляций, махинаций и мздоимства обожал вечерние «приёмы». Принимал исключительно особ женского пола, ни с одной из которых я знакома не была, но о паре слышала. Скажу мягко: тётя их вряд ли бы пригласила на чай. Мне даже стало жаль крапчатую жабу — терпеть такое у себя в доме!
Сабельники тоже не скучали.
Леди не так часто удаётся наблюдать мужчин в их естественной среде обитания. Я смотрела во все глаза. И чем больше смотрела, тем меньше почему-то картина мне нравилась. В сабельниках самым романтичным и симпатичным оказались, пожалуй, их кони. Честные животные не хлебали вино
