В ответ раздалось суховатое:
— Раздевайся, ложись в кровать. Я пока занят, подожди.
Через минуту кровать заскрипела. И наступила тишина.
Чем он там занят-то? И когда освободится? Ведь мы — Марлина и я — ждём… Чем бы пока заняться самой? Оглянулась — и чуть не завопила: оказалось, что к моей засаде тихонько присоединились несколько сабельников. Присоседились — и сидят. Только глаза в полутьме блестят. И не похоже, что они собрались тут герцога от Марлины защищать — ухмылки даже при свете луны разглядеть можно. Интересно, как бы прокомментировала сложившуюся ситуацию леди Анель? Ханжой моя тётя не была.
Сидели мы не зря.
Через пять минут я в первый раз в жизни услышала, как орут герцоги.
Утром все зевали. Потому что ночь выдалась бурной. После первых воплей их светлости мы минут двадцать наслаждались перепалкой:
— Думаешь, коли герцог, можно честной дев… тьфу, вдове, голову морочить?! Мне сказали прийти, ну я и пришла! А теперь, значит, передумал, а? И что тебе не так? Гляди, какая грудь! У кого найдёшь такую грудь?!
— Кто именно сказал прийти?
— Такой в синем мундире, кра-асивый, с усами! Иди, говорит, Марлина, к нашему герцогу, счастье тебе будет! Где, где моё счастье?
— Убирайся из моей кровати немедленно!
— Голой, что ли? Не пойду! Я честная женщина!
Рядом со мной кто-то сдавленно хрюкал, я кусала кулак, чтобы не захохотать в голос.
Месть сиротки началась.
И тем же утром, запрягая коней, я случайно услышала прозвище герцога, ходившее среди сабельников. Кабан, так его звали. Кабан умён, свиреп, беспощаден, злопамятен, жаден и похотлив.
Да, это точнее, чем Паук.
А направляемся мы сейчас не в Кентар, а в лежащий чуть в стороне от тракта городок под названием Керемен.
Владыка Небесный, ну какой же я тупой, наивный, беспросветный дурак! Настоящий идиот! Глупый ягнёнок, отправившийся ко льву за правосудием! Ну да, мне только восемнадцать, но соображать же надо! Да, я был безумно зол и обижен на соседа, который заискивал и подобострастно гнул спину, пока был жив отец. Но стоило тому уйти — и этот гад, прикидывавшийся другом, тут же попытался оттяпать у меня поле и заливной луг. Мол, отец их ему подарил. И ничего, что нет ни документов, ни слова в завещании, зато якобы есть воля усопшего и дворянское слово. А ещё — подкупленный судья и желторотый юнец, впервые в жизни оставшийся без опеки…
Я уже отчаялся добиться правды, когда неожиданно стало известно, что в наш Керемен приезжает Длани Правосудия Владыки всея Сорренты, их светлость Ульфрик Тауг Эл’Денот. И что к герцогу можно записаться на приём и обратиться со своим делом, буде то важное или не может быть разрешено на местах.
Сказать, что я обрадовался, — это ещё ничего не сказать. Казалось, мне улыбнулась сама судьба! Достал бумаги на поместье, завещание, надел лучший камзол — и отправился на аудиенцию.
Вернулся обнадёженный. Герцог — одетый в чёрное невысокий плотный мужчина средних лет с умными глазами и властными манерами — проявил участие, расспросил о родне, посочувствовал, что я в столь юном возрасте остался совсем один, поговорил о делах, пообещал во всём разобраться и рассудить по закону. И попросил для рассмотрения дела оставить у него все документы.
Как я мог заподозрить подвох?
Домой я вернулся счастливый… и был счастлив целых три дня, пока снова не попытался встретиться с герцогом или хотя бы его секретарём и узнать, как продвигается моя тяжба. Меня остановили на пороге, не позволив даже зайти в особняк. Спросили имя — а потом вытолкали взашей на мостовую. Мол, пускать таких не велено.
Сначала я совершенно растерялся. Как же это? Что произошло? Ведь было же всё хорошо! Герцог ясно дал понять, что я прав, что все бумаги на имущество в порядке. И обещал помочь. Неужели у него побывал сосед и меня оболгал? Может быть, охрана просто что-то перепутала или своевольничает? Похоже, мне надо как-то лично встретиться с их светлостью — наверняка тот и не знает, что меня к нему не пропустили. Но встречусь — пожалуюсь: как можно настолько бесцеремонно обращаться с визитёрами, тем более дворянами!
Два дня и две ночи я караулил у ограды особняка. На третье утро герцог показался во дворе. Я закричал, привлекая внимание:
