Женщина повернула влажные удивленные глаза.
– Да, – кивнула она. Ее голос был похож на бульканье воды. – Когда-то он был очень богат. Жил в больших хоромах, слуг было видимо-невидимо. Но нрав имел добрый и веселый. Не пристало знатному особничему самому себе готовить, но Арабисушка на эти правила никогда не глядел. Стало быть, призвание у него было такое. Нравилось ему… Я иногда, бывало, пожарю ему червяка какого-нибудь, пресного, черствого! А он даже усом не ведет – нахваливает. Вот что значит воспитание!
Не ожидала я такого подробного рассказа. Женщина оказалась очень словоохотливой. Ну да мне же лучше.
– Так его и правда утопил какой-то князь? – решилась я спросить.
Мава посмотрела на меня мутноватым грустным взглядом и хрипло вздохнула.
– Да, правда. Как есть утопил.
– Так как же так вышло, что он… – я не смогла договорить, указав рукой на мужчину.
– Магия Топей, – проскрипела женщина грустно. – Бывает, когда умирает человек в месте, где сила природная бурлит, как кастрюля с супом, преображается его тело. И душа.
Мава перевела взгляд на свои руки, несколько раз согнув и разогнув пальцы.
– Ты тоже?.. – спросила я вдруг.
Мава кивнула.
– Только меня никто не топил. Я сама хотела умереть. Но болото не позволило и превратило меня в кикимору.
– Кикимору? – Мои глаза немного испуганно расширились. – А разве вы не крадете детей и не утаскиваете их на дно?
Женщина медленно повернула ко мне бледно-синеватое лицо. Ее глаза оказались круглыми и пустыми, отчего имели очень зловещий вид. Я вздрогнула, не вовремя вспомнив, что разговариваю не с простым человеком.
– Иногда, раньше… давно-давно, – тихо начала она, – когда около моего пруда проходили маленькие дети, я звала их… Они подходили очень близко, – прошептала она, склонившись ко мне. Ее черные зрачки заполнили глаза. – Я могла схватить одного, и он не успел бы убежать…
Голос женщины стал вибрирующим и монотонным, а черты лица заострились. В этот момент я действительно видела перед собой чудовище. Но мне вновь не было страшно. Внутреннее чутье подсказывало, что это лишь оболочка.
И тогда я протянула руку и коснулась прохладной бледной ладони Мавы. Это было скорее инстинктивное движение, чем осознанное.
В ту же секунду ее глаза вновь приобрели глубину. Она посмотрела на мою руку и грустно улыбнулась.
– Я ни разу никого не убила, – гордо сказала она. А потом гораздо тише прибавила: – Но иногда, когда мне на глаза попадается маленький ребенок, я начинаю подвывать…
Она стыдливо опустила взгляд на руки, сиротливо сложенные на коленях.
Раздался смех, мы обе подняли головы и увидели, как Шания заливисто хохочет над какой-то шуткой Арабиса. Мава поджала губу и отвернулась, тяжело вздохнув.
– Он тебе нравится, – тихо сказала я, и женщина вздрогнула всем телом. – Да-да, это видно.
Мне показалось, что она хочет спрятать лицо в ладонях, а может – просто убежать. Но не знает, что в конце концов предпринять.
– Не бойся, он не замечает.
– Правда? – немного спокойней переспросила она.
– Да. Он слишком увлечен.
– Шанией, – закончила женщина.
– Нет, – покачала я головой. – Не думаю.
Я смотрела на этих людей, впервые стараясь глядеть глубже внешней оболочки. Похоже, у каждого из них было двойное дно. Монстры с человеческими душами? Пока я не готова была дать такой ответ. Но Астер и Мава меня уже удивили. Тарк тоже казался наивным добряком под маской грубого великана. Жаль, что все они хотели меня убить.
– Мне кажется, что он вообще никем не увлечен в том плане, который тебя интересует, – начала размышлять я, вертя травинку во рту. – Он был влюблен, когда его утопили. О каких дальнейших действиях здесь можно говорить?
– Правда? – повторила вопрос женщина. И голос ее был грустным.
Мне стало ее жаль.
– Он реагирует на внешность Шании, – хотела я немного успокоить кикимору. Кто бы мог подумать, что я буду этим заниматься? – Но ничего серьезнее одной совместно проведенной ночи у них не будет. Не переживай.
– Откуда ты знаешь? – удивилась женщина, впрочем, без недоверия в голосе.
– Я… чувствую, – пожала плечами. Последнее время мне действительно очень многое подсказывали инстинкты.
– Но мне бы хватило и одной ночи, – вдруг улыбнулась мне кикимора. Хоть и грустно.
